Мальчик с саблей

В груди рождается восторженный гулкий крик:

– Свобода!

Север оказывается рядом – щёки надуты, глаза выпучены, волосы пляшут в такт каждому движению.

Мимо нас проплывает Дилейна, и я показываю, как удобнее ухватиться за её плавник.

Из глубины мы мчимся к поверхности, а потом Дилейна поднимается ещё выше, наши руки соскальзывают, и мы плюхаемся вниз.

Я опускаю рот и нос под воду и спрашиваю:

– Тебе нравится?

Север не отвечает, в его глазах пляшет азартный огонёк.

Он подныривает под меня, и даже сквозь прохладную воду я чувствую, как тёплый взгляд нежно движется по моему телу. Становится щекотно, я ускальзываю на глубину, в холод, и несколько секунд плыву прочь изо всех сил.

Север совсем не дышит водой и вскоре возвращается на поверхность. Он старается не отстать, барахтается, поднимает целые радуги брызг. Смешно смотреть, как он мельтешит. Северянин!

Запыхавшийся, подплывает, улыбается, и я понимаю, что мой рот тоже растянулся до ушей.

В диковинных синих глазах что-то бродит, накатывает, как прибой, – не оторваться! Север под водой протягивает открытую ладонь и тихонечко касается моей груди.

– Только попробуй, – улыбаюсь я. – Моя Дилейна тебя пополам перекусит.

Его пальцы медленно-медленно уходят в сторону. Воинственно приподнятый плавник моей рыбы рисует узкие круги вокруг нас.

Потом, усталые, мы лежим на раскалённом песке.

– Прокатишь меня на Дилейне? – спрашивает Север.

Искристый песок как чешуя облепил его сильное тело. Я стараюсь не смотреть на Севера, потому что не знаю, как он это воспримет. На островах юга нагота привычна и естественна, но он-то совсем не отсюда.

– Она – не грузовая и не торговая рыба! – заступаюсь я за Дилейну.

– Но могла бы стать ею ненадолго!

В отличие от южан, соплеменницы Севера растят рыб всегда с какой-то целью, с точным холодным расчётом. За семь-восемь лет несложно развить в рыбе те или иные навыки, научить её переносить тяжести, или охранять определенное здание, или ловить дикую живность.

Но мы – не из тех. Южане гордятся дружбой со своими рыбами и не превращают их в слуг.

III

Понятно, что уже к обеду я вытаскиваю из чулана рыбью упряжь из широких крепких лент и расставляю их, чтобы в подвеску поместились двое.

Дилейна покорно подставляет голову, я набрасываю упряжь ей на спину, аккуратно высвобождаю плавники, подтягиваю подпругу и звонко шлёпаю рыбу по круглому боку. Она, кося жёлтым глазом, всплывает чуть выше, и мы с Севером, как на качели, забираемся в тряпичную подвеску.

Я опасаюсь, что Дилейна не сможет поднять нас двоих, но напрасно – ленты натягиваются, нас прижимает друг к другу, и мы поднимаемся в воздух.

Плывут под ногами крыши из листьев и крыши из черепицы, мраморные и деревянные балконы, пёстрым ковром чуть в стороне расстилается базар, в сизом море за песчаной косой волны строятся сложным узором. Над нашими головами – зеркальное брюхо и развевающиеся плавники Дилейны.

По набережной бегут мальчишки и показывают на нас пальцами.

Дилейна поворачивает к лагуне, и город остаётся за спиной.

Север сидит близко-близко, перебросив руку мне за спину. Сквозь тонкую ткань юбки я чувствую тепло его ноги. В подвеске тесно, но так сладко тесно, что моё сердце начинает колотиться как рыбий хвост.

– А ты хотела бы полететь по-настоящему? – вдруг спрашивает Север.

– Как это? – удивляюсь я. – А что же мы делаем сейчас?

– По-моему, плывём. Медленно и степенно плывём по воздуху. А я говорю про полёт, чтобы ветер свистел в ушах, чтобы замирало сердце, чтобы парить на крыльях, а не бултыхать плавниками. Хотела бы?

Глаза у него синие-синие, опасные и неверные, как глубокое море.

– Почему ты спрашиваешь? – у меня слабеет голос, а ладони становятся влажными. – Хотела бы, но мы же не рыбы-птицы из сказок!

– Тогда пообещай, что не испугаешься! – непонятно говорит Север.

Его лицо близко-близко, так не должно быть, так нельзя, но Дилейна спокойна, и безучастно несёт нас над водой всё дальше от берега, а раз рыба не видит опасности, то никакой опасности и нет, и я готова пообещать ему что угодно, лишь бы задержать этот миг, и вместо ответа я мелко и быстро киваю, а он улыбается, просовывает пальцы между пуговицами чёрного камзола, что-то нащупывает на груди и чуть прикрывает глаза:

– Тогда полетели!

И крепко обнимает меня за плечи.

А в следующее мгновение горизонт перед нами расползается в стороны кривыми лоскутами, и сквозь возникшую дыру мы падаем в бездну.

Я кричу, но Север остаётся рядом, и держит меня, и закрывает рот поцелуем.

А когда он отпускает меня, то мы летим. Мы летим над серым холодным морем с белыми крапинами льдин, рваный колючий ветер кусает меня за лицо, но мне тепло – моё тело и руки скрыты под белой одеждой из диковинного пуха, ноги обтянуты тёплыми мужскими штанами, ступни спрятаны в бесформенных мягких ботинках.

Одежда Севера тоже изменилась. Его пушистый серый воротник щекочет мне щёку.