Мальчик со шпагой

— Да я это все знаю, — перебил Серёжа.

— А если знаешь, о чем тогда говорить?

— Я не знаю, что теперь делать.

— Что делать? Да и я не знаю, по правде говоря. Легче всех Стасику. Он и забыл уж, наверно, как ты его смазал. Для него одной оплеухой больше, одной меньше — не все ли равно? Он их столько получал…

Серёжа не заметил насмешки. Он с досадой сказал:

— Дело даже не в нем, а во мне.

— Вот как? — жестковато спросил отец. — Ты уверен? А может быть, все-таки в нем? Ты сейчас терзаешься: «Ах, какой я неблагородный!..» А может быть, лучше подумать, как Стаську избавить от страха?

«А ведь правда! Я из-за себя только и мучаюсь», — понял Серёжа. И вдруг ему ясно увиделось, что стоит он среди высокой травы, а пятеро всадников, которые были рядом, поворачивают коней и медленно уезжают с поляны.

— Нет, не надо! — крикнул им Серёжа и зажмурился.

— Что с тобой? — спросил отец.

— Папа! Я к Наташке сбегаю. Мне срочно…

— Да ты разденься, поешь сперва.

— Нет, я быстро.

Однако он тут же сообразил, что ни Наташи, ни Стаськи еще нет дома. Они появятся не раньше, чем через час, когда закончатся четыре урока. Пришлось раздеться, разогреть обед, поесть, а потом еще сидеть и ждать, когда часы покажут половину шестого. Наконец время подошло, и он побежал к Наташе.

Серёжа и сам точно не знал, зачем стремился туда. Но казалось, что если он встретит Стасика и увидит, что Стасик спокоен и глаза у него сухие, будет легче.

Но Стасик не был спокоен. Об этом сказала Наташа, которая попалась навстречу.

— Ты к нам? Вот хорошо! А то я одна. Грачёв опять Стаську пилит. Опять: «Я с пятнадцати лет работаю… и тебя человеком сделаю…» А кто его заставлял с таких лет работать? Сам восьмой класс не кончил, с жуликами связался, чуть под суд не попал, а потом с перепугу на завод учеником устроился. А в школу так и не захотел пойти. Мне папа говорил, он его, оказывается, с детства знает.

— Ты куда? — спросил Серёжа.

— За молоком. Возьми ключ, я сейчас вернусь.

Серёжа отпер дверь и остановился в коридоре. Здесь был слышен недобрый голос Грачёва.

— Ну-ка, подойди сюда. Кому я говорю? Подойди, говорю. Если нужно будет, все равно никуда не денешься. Это что у тебя в дневнике?

— Папа…

— Что «папа»? Я сколько раз говорил: веди дневник аккуратно? Сколько? за последнюю неделю только раз десять!

«Десять!» — машинально повторилось в голове у Серёжи. И это было как толчок. «Девять, восемь, семь, шесть…»

— Не верти носом, смотри прямо. И отвечай.

— Папочка…

Серёжа смотрел на дверь. Сдерживать себя он не собирался. Он просто сжимал в себе ненависть, как пружину.

«Четыре, три, два…»

— Ты мне ответишь? Будет это еще продолжаться или нет?

— Нет. Не будет. То есть буду… Не буду… Папа!

«…Один, ноль!»

Он рванул дверь.

И оказался на пороге комнаты, в которой не был с тех пор, как уехал в лагерь.

Сначала он увидел не Стасика и не старшего Грачёва. Он увидел Стаськину мать. Впервые.

Серёжа почему-то представлял ее бледной и вечно испуганной. А это была полная тетя с бигудями на крашеных волосах. Она сидела в кресле и бойко орудовала вязальными спицами. Лицо у нее было такое, словно ничего на свете ее не касалось.

Стасик, в майке и стареньких тренировочных брюках, стоял в углу между шкафом и телевизором. Он прижимался к стенке и неловко растопыривал острые локти.

Папаша сидел у стола с дневником в руке.

Все трое обернулись к Серёже. У Стасика распахнулись глаза. У матери приоткрылся рот. Старший Грачёв недовольно сказал:

— Стучать надо.

— Не всегда, — сказал Серёжа.

— Что?

— Не всегда надо стучать, — повторил Серёжа, глядя в бледные глаза Грачёва. — Иногда входят без стука. Я вот что хочу сказать: если еще раз… хоть пальцем… тронете Стаську… — от волнения и злости он стал сбиваться.

— То что будет? — со спокойной насмешкой спросил Грачёв.

Серёжа не знал, что будет. Но он сжал пальцы и отчетливо произнес:

— На хорошую жизнь тогда больше не надейтесь.

Грачёв развернулся в сторону Серёжи вместе со стулом и медленно проговорил:

— Молодой человек, притвори-ка дверь. С той стороны. Люблю героев, но только за порогом своей квартиры.

— Раньше это была моя квартира! — громко, почти с криком, ответил Серёжа. — Если бы я знал, кто здесь будет жить… я бы… отравой все стены пропитал. Стаську только жалко.

Грачёв поднялся и подошел к Серёже. Тот следил без страха, даже с любопытством: что он может сделать?

Грачёв сделал очень простую вещь: ухватил Серёжу за плечи и выставил в коридор. Пальцы у него были крепкие, как железо.

Шепотом, в спину Серёже, Грачёв сказал:

— Гуляй, сосунок. Если еще раз сунешься… — И он добавил такую мерзость, что Серёжа машинально развернулся, но дверь уже захлопнулась.

Несколько секунд Серёжа смотрел на нее, борясь с могучим желанием врезать ботинком. Он кипел от бешенства. Но колотить ногами в дверь глупо. Это от бессилья только. А где сила?

«А что, нет на тебя силы? Подожди, ты еще узнаешь!» — подумал Серёжа. Хлопнул наружной дверью и выскочил на улицу.

Только бы застать на работе Георгия Матвеевича! Он-то скажет, что делать! Должна же быть управа на этого типа!