Она осталась сидеть в кресле, теребя фартук и разрывая бумажный платок в клочки. Вместо пингвинов теперь показывали влажные тропические леса. Миссис Дринкуотер смотрела на экран, а в голове у нее вертелись мысли совсем о другом. Она вспоминала дом своего детства, как много в нем было народу, братья, сестры… Все твердили, что надо вернуться в Квебек, и никто никуда не ехал. Она вспоминала Карла и жизнь, которую они прожили вместе. О дочерях она вспоминать не любила. Она предвидеть не могла – впрочем, никому не дано ничего предвидеть, – что взросление ее девочек придется на время протестов, наркотиков и войны, которую они не будут считать своей. Вот одуванчик – белые невесомые пушинки разлетаются на ветру; так и ее семью разметало по свету. Никогда не задаваться вопросом «почему» – главный секрет душевного спокойствия. Ей это было давно известно.
Тропический лес бушевал сочной зеленью. Миссис Дринкуотер смотрела, подергивая ногой.
Боб вернулся в номер с двумя сэндвичами.
– Джимми? – позвал он.
В комнате никого не было. В ванной горел светильник над раковиной.
– Джимми?
Он бросил пакет с сэндвичами на кровать рядом с телефоном Зака.
Джим нашелся на балконе – стоял, прислонившись к стене, как будто боялся упасть.
– Ой-вей, – вздохнул Боб. – Ты пьян.
– Вообще-то нет, – тихо ответил Джим. Его голос едва слышался за шумом воды.
– Пойдем-ка в комнату.
Налетел внезапный порыв ветра. Джим поднял руку, обвел распростертый перед ними пейзаж – реку, город на другом берегу, шпили церквей, деревья и крыши:
– Все должно было быть совсем не так. Я ведь хотел защищать людей этого штата.
– Ах ты господи! Нашел время раскисать.
Джим повернулся к брату. Выражение лица у него сделалось очень детское, усталое и растерянное.
– Слушай, Бобби. В любую минуту нам позвонят патрульные и сообщат, что какой-нибудь фермер нашел Зака висящим на балке в сарае или на дереве. Я понятия не имею, взял ли он ноутбук. Сумка с одеждой? Ерунда. – Джим постучал себя в грудь большим пальцем. – И знаешь? Получается, это я убил его. – Он вытер лицо рукавом. – Я затмил Дика Хартли на демонстрации, наорал на Диану Додж. Слишком много выделывался и все испортил.
– Джим, ты бредишь. Никто пока не находил Зака мертвым, а в том, что произошло, нет твоей вины.
– Он звонил мне в мою большую никчемную фирму, и его со мной даже не соединили, такие важные люди там собрались. – Джим отвернулся к реке, медленно качая головой. – А ведь когда-то я считался лучшим адвокатом по уголовному праву в стране. Ты представляешь?
– Джим, прекрати.
На лице у Джима застыла растерянность.
– Я должен был остаться здесь и обо всех позаботиться.
– Да? Кому должен? Все, пошли в комнату, тебе надо поесть.
Джим отмахнулся, продолжая глядеть на реку, положил руку на перила.
– Я должен был остаться, а вместо этого погнался за славой. Всем было интересно мое мнение, меня всюду звали – выступление тут, ток-шоу там. Мне много платили, и я был рад, потому что мог не зависеть от денег Хелен. Но положа руку на сердце, мне просто хотелось защищать людей, которых никто не брался защищать. И все это обратилось в дерьмо. – Он обернулся к Бобу, и тот с изумлением увидел слезы в глазах брата. – Экономические преступления? Защищать людей, сколотивших миллионы на хедж-фондах? Какое дерьмо, Боб! И вот теперь я возвращаюсь с работы, а дом стоит пустой. Дети, господи, дети были всем! К ним вечно приходили друзья, а теперь в доме так тихо, и мне страшно! Я часто думаю о смерти. Думал даже до этой нашей поездки. Я думаю о смерти и как будто оплакиваю себя самого. Эх, Бобби, дружище, что-то я совсем потерялся.
Боб обнял брата за плечи:
– Джимми. Ты меня пугаешь. И ты пьян. Сейчас нам надо разобраться с Заком и Сьюзан. Все у тебя будет хорошо.
Джим снял с плеча его руку, снова привалился к стене, закрыл глаза.
– Ты это вечно всем говоришь. Хорошо не будет. – Он посмотрел на Боба и опять прикрыл глаза. – Бедный ты тупой ушлепок.
– Хватит! – Боб ощутил вспышку гнева.
Глаза Джима сейчас выглядели бесцветными, едва поблескивали бледно-голубым сквозь щелочки смеженных век.
– Бобби… – проговорил Джим почти шепотом, и по его лицу покатились слезы. – Я обманщик.
Он утирал щеки голыми руками под ледяными порывами ветра. Кусты внизу шелестели, сгибаясь к земле.
– Пошли внутрь, – мягко сказал Боб.
Он взял брата за локоть, но Джим вырвался. Боб отступил.
– Слушай, ну откуда ты мог знать, что он тебе звонил!
– Боб, он погиб из-за меня.
Под порывами ветра рукава куртки Боба надувались и трепетали, как паруса. Боб скрестил руки на груди, уперся носком ботинка в балконное ограждение.
– Да? И почему же? Потому что ты толкнул речь на демонстрации? Или потому что ты изо всех сил его защищал?
– Да не Зак…
Боб изучал свою ногу, сверху она казалась очень широкой.
– А кто?
– Отец наш.
Слова прозвучали обыденно и вместе с тем возвышенно, будто Джим предлагал ему вместе помолиться вслух. Отец наш, сущий на небесах. Дошло до Боба не сразу. Он повернулся к брату:
– Неправда. За рулем сидел я, мы все это знаем.