Мальчики + девочки =

Вчера состоялось вторичное посещение кафе Paradiso (с ударением на третьем слоге, как выяснилось, слава богу). Моя студентка Эшли Филлмер вторично брала у меня все то же интервью. Предыдущая девушка с испуганными глазами, все аккуратно записав на диктофон и в блокнот, испарилась, улетучилась, в воду канула, исчезла с концами и, как говорят, не отвечает ни на звонки, ни на электронные запросы. Надеюсь, что с Эшли ничего плохого не случится. Paradiso , по-моему, единственное место в городе, а может, и в Америке, где подают espresso в виде нескольких капель кофе в крошечной фаянсовой чашечке. В остальных местах это щедро налитая в бумажный стаканчик коричневая бурда. Эшли приволокла с собой сложное оборудование в чехлах, а когда открыла чехлы, обнаружилась маленькая передвижная киносьемка. У нее нет диктофона, и она прихватила из дому это сооружение. Она пообещала дать кассету – если даст, увидим мой английский (!). Была мысль взять с собой диктофон в Америку, чтобы записать лекции, но я отвергла ее как скучную.

Читаю английские и американские романы. Сейчас – Джона Ирвинга «Мир с сточки зрения Гарпа» . Возможно, он был у нас переведен. Хорошая литература, и хотя словарь под боком, пользуюсь им изредка. Прогресс в языке ощущаю.

Мы с Дашей внимательно прочли все работы, подробно описали, почему работа оценена так, а не иначе, и собираемся раздать оценки. Будет ли рыдать Нэнси? Не исключено. Но из двадцати трех оценок почти половина – отличные. Притом что и я, и Даша крайне строги. Следующая работа – через две недели и – финал.

Как соловей о розе, отщелкала сегодняшнюю лекцию в классе Линды Парк. Студенты слушали тупо, за исключением нескольких мальчиков и нескольких девочек. Кто-то зевал в кулачок. В конце спросила, было ли им известно то, что рассказывала. Все отрицательно покачали головой. За одним исключением: крупного размера студент сказал, что знает про Ходорковского. Оживление вызвала майка с митинга в защиту Ходорковского, которую я вынула, чтобы подарить REEC и развлечь аудиторию. Линда объяснила, что мой семинар по сравнению с ее классом сильно продвинутый. Но мне и объяснять не надо. Реакции моих – совершенно иные. Я только пожалела, что приготовила для этих такой вкусный материал (Есть ли цензура в современной России) . Сказала об этом Линде, посетовав, что следующая публичная лекция попроще. А Линда говорит: а вы прочтите эту, публика будет совсем другая. Мы обрадовались.

На улице лето. 23 градуса. Даша подарила мне бледно-голубые джинсы из тонкого вельвета и коричневые итальянские шлепанцы, ей не нужные, я в этом шлепала, ощущая всей кожей исключительно ласковую атмосферу дня. Нежность такой неизбежности, нежность такой невозможности, нужность неслыханной нежности, просьба об осторожности.

Как и раньше, заклинаю тебя беречь себя.

Целую.

16 апреля

* * *

Милый, говорила Бобышеву о своем онемении перед лицом потрясающей весны, которая даже не как живопись, а как музыка, а он в ответ: вот и напишите стихи об этом. Я говорю: ах, кабы… 11 апреля у него был день рожденья, и я, долго ходившая с ритмами и строчками, из которых ничего не получалось, вдруг села и написала:

На день рожденья Бобышеву

Заворачиваешь за угол —

завораживает дерево,

за другой – другое дерево

мессою органной грянуло.

Здесь царят такие гранулы,

из которых бьет созвездьями —

полотно бы, кисти-краски бы

написать цветущий воздух.

Как огромны эти сферы,

где на ветках голых серых

лиловеют крупно розы,

словно яблоки они же.

Как бесстыдно их явленье,

как торжественна их поступь,

все распахнуто и страстно,

и такой калибр безумный.

Я верлибром торопливым

или прозою заемной

на клочке бумаги мятой

занесу себе на память:

песнь

торжествующей

весны.

И ее напевчик следом:

как дикая магнолия в цвету…

Вот вопрос старинный, вечный:

в чьи же яблоки глазные

жаждет перетечь природа,

так выкладываясь мощно?

Прочла ему по телефону – обрадовался и попросил подарить текст.