Мальчики Из Бразилии

Таким он был, воплощением здоровья и счастья. А почему бы и нет? Завтра он закрасит еще четыре квад­ратика в схеме, которые составят больше половины пер­вой колонки - восемнадцать. Он посещал все вечеринки и приемы, которые проходили в эти дни, что было есте­ственной реакцией на депрессию и подавленность, кото­рые ему пришлось пережить в ноябре и начале декабря, когда казалось, что этому еврейскому выводку Либерману удастся свести на нет все его усилия. Отдавая долж­ное шампанскому в этом красочном бальном зале, в окружении восхищенных его присутствием арийцев (ес­ли чуть прикрыть глаза, можно представить, что вокруг Берлин тридцатых годов) он не без удивления припом­нил настроение, в котором пребывал два месяца назад. Ну, чистая достоевщина! Прикидывать, планировать, рассчитывать свои действия на тот случай, если Объеди­нение предаст его (что они были уже готовы сделать, он в этом на сомневался). И тут еще этот Либерман чуть не помешал Мундту отправиться во Францию, да и Швиммеру пришлось заметать следы в Англии; но нако­нец, слава Богу, он бросил свои старания и остался дома, придя, без сомнения, к выводу, что его юная американ­ская ищейка что-то напутала. (И еще раз, слава Богу, что они успели добраться до него перед тем, как он прокрутил пленку Либерману). Так что он с легким сердцем пил шампанское и отдавал должное деликатесам как-их-там-называть («Как я рад быть здесь! Благодарю вас!»), пока этот бедняга Либерман, по данным «Нью-Йорк Таймс», скитался по захолустью Америки, что означало, если читать между строк дутой еврейской рекламы, какое-то дешевое лекционное турне. А там к тому же зима! Ах, снега бы, Господи; вдоволь снега!

Поднявшись на возвышение и имея по левую руку от себя Штрупа, он произнес в его честь красноречивый тост - по крайней мере, этот человек оказался не таким уж идиотом, как можно было ожидать - и переключил внимание на пышную блондинку справа от себя. В про­шлом году она была удостоена звания «Мисс Наци», но теперь уже несколько изменилась. На пальце у нее было обручальное кольцо и - его взгляд не мог обмануться - находилась примерно на четвертом месяце беремен­ности. Муж в Рио по делам; и она просто трепещет от восхищения, что ей выпала честь сидеть рядом с таким высокочтимым... Может, в самом деле? Он может позво­лить себе задержаться и вылететь с рассветом.

Танцуя с беременной «Мисс Наци» и постепенно опу­ская руку все ниже на ее в самом деле восхитительные ягодицы, он увидел среди танцующих рядом с собой Фарнбаха, который сказал:

- Добрый вечер! Как поживаете? Мы услышали, что вы тоже будете и решили обязательно добраться сюда. Могу ли я представить вам свою жену Ильзу? Радость моя, это герр доктор Менгеле.

Продолжая переминаться на месте, он напряженно улыбался, понимая, что слишком много выпил, но Фарнбах не исчезал и не превращался в кого-то иного; он продолжал оставаться Фарнбахом все отчетливее становясь ни кем иным, как Фарнбахом: бритоголовый, с тонкими губами, жадными глазами ощупывающий «Мисс Наци», пока висевшая у него на локте уродливая маленькая женщина продолжала трещать о «чести» и «удовольствии» и о том, что «хотя вы забрали у меня Бруно, я...»

Остановившись, он высвободил руки, обнимавшие блондинку.

Фарнбах весело объяснил ему:

- Мы остановились в «Экссельциоре». Решили устро­ить себе маленький второй медовый месяц.

Уставившись на него, он сказал:

- Вы же должны были быть в Кристианштадте. Вам предстояло убить Оскарссона.

Уродливая женщина захлебнулась на полуслове. Фар­нбах побледнел, глядя на него.

- Предатель! - заорал он. - Свинья!..

Слова были бессильны выразить его чувства; он на­бросился на Фарнбаха и вцепился в его тощую шею; Фарнбах тщетно цеплялся за его руки, пока он, сдавли­вая его кадык, тащил предателя меж танцующими. Гла­за его налились кровью и выкатились из орбит; Фарнбах только хрипел, не в силах выдавить из себя ни слова. Крики женщин, толкотня мужчин: «О, Боже мой!» Фар­нбах наткнулся на стол, дальний край которого поднялся в воздух и сидевшие за ним люди ретировались. Он швырнул Фарнбаха на пол, продолжая душить его; стол отлетел в сторону, со звоном посыпались стаканы и чашки, усыпая осколками пол, бритая голова Фарнбаха оказалась залитой супом и вином, которое потекло по его багровому лицу.

Чьи-то руки вцепились в Менгеле; кричали женщи­ны; музыка захлебнулась и смолкла. Руди держал кисти Менгеле, умоляюще глядя на него.

Он позволил оттащить себя в сторону и поднялся на ноги.

- Этот человек - предатель! - крикнул он, обра­щаясь к собравшимся. - Он предал меня, он предал вас! Он предал расу! Он предал арийскую расу!

Уродливая женщина, стоящая на коленях рядом с Фарнбахом, который, хрипя, с красным лицом, растирал себе горло, завопила.

- У него в голове стекло! - рыдала она. - О, Господи! Приведите врача! О, Бруно, Бруно!