Читаем Мальчуган полностью

«Красная рубашка» расхохотался. По-моему, я не сказал ничего такого, чтобы смеяться надо мной. До сих пор я был твердо уверен, что я прав. А посмотришь – оказывается, большая часть людей как раз поощряет плохие поступки. По-видимому, считают, что безгрешным путем не добьешься успеха в жизни. И когда случайно попадается им честный, чистый человек, то его называют «мальчуганом», «мальчишкой» и относятся к нему с пренебрежением. Так для чего же и в начальной школе и в средней школе преподаватели морали учат ребят: «Не лгите! Поступайте честно!»? Уж лучше бы тогда смело и открыто обучали искусству лгать или умению не верить людям, сноровке надувать других, – от этого по крайней мере было бы больше пользы и для общества, и для отдельных людей.

Вот и «Красная рубашка» расхохотался, – ясно, что потешался над моей простотой. Что будешь делать в такой среде, где простота и прямодушие вызывают смех! Киё в таких случаях никогда не смеялась. Она всегда восхищалась этим. Да, насколько Киё благороднее «Красной рубашки».

– Конечно, лучше не делать ничего плохого, но если даже сам плохого не делаешь, а дурных поступков других не понимаешь, то все равно рано или поздно попадешь в беду. Видишь ли, есть ведь такие люди, они кажутся искренними и откровенными, они любезно устроят тебя на квартиру к хозяевам, но с ними нужно быть настороже. Что-то совсем холодно стало! Вот уже и осень. Смотри, из-за тумана берег кажется коричневатым. Какой красивый вид! Эй, Ёсикава! – повысив голос, окликнул он Нода. – Посмотри, как тебе нравится тот берег?

– В самом деле, удивительно красиво! Если будет время, обязательно напишу этюд, прямо жалко так оставить, – начал болтать Нода.

Когда в окне второго этажа гостиницы «Минатоя» зажегся огонек и в вечерней тишине прозвучал гудок поезда, наша лодка со скрипом врезалась в прибрежный песок и остановилась. Хозяйка гостиницы, стоя у воды, приветствовала «Красную рубашку»:

– С возвращением вас!

– Гоп! – воскликнул я и соскочил с лодки на берег.

Глава 6

Я терпеть не мог Нода. Привязать бы этому негодяю на шею большой камень, что кладут вместо груза в бочку с квашеной редькой, да утопить в море, – для всей Японии было бы лучше. А у «Красной рубашки» был противный голос. Он, видно, из кожи лез, только бы его тонкий голос звучал помягче. Напрасное занятие, все равно с такой рожей это ни к чему! Если и влюбятся в него, то разве только кто-нибудь вроде той Мадонны.

Старший преподаватель говорил более запутанно, чем Нода. Вернувшись домой, я перебрал в уме слово за словом то, что слышал от него, и мне все это показалось правдоподобным. Ничего определенного он не сказал, и трудно было догадаться, в чем дело, но ясно одно: «Дикообраз» скверный человек, и меня, видимо, предупреждали – «остерегайся!» Так надо бы и сказать об этом прямо, а то поступают как бабы! «Дикобраз» плохой учитель? Тогда пусть его уволят скорее, и дело с концом. Этот старший преподаватель просто-напросто малодушный человек, хоть и кандидат словесности. Злословит за глаза, а открыто и имени не назовет. Трус он, вот что! А трусы всегда любезны, потому, наверно, и «Красная рубашка» так чисто по-женски любезен. Однако любезность любезностью, а голос голосом, и странно было бы пренебрегать его добрым отношением только потому, что мне не нравится его голос. Удивительная все-таки вещь жизнь: субъект, который тебе неприятен, относится к тебе сердечно, а приятель, который пришелся по душе, вдруг оказывается негодяем и издевается над тобой. Видно, одно дело Токио, а другое – провинция: здесь все наоборот. Ну и местечко! Пожалуй, окажется, что тут и огонь замерзает и камни в творог превращаются!

Но какая нелепость – подстрекать учеников! Что-то не похоже на «Дикобраза»! Тем более что он, говорят, пользуется большим авторитетом у ребят. Пожелай он что-нибудь сделать, ему, наверное, удалось бы это очень легко; если б он не действовал такими обходными путями, а затеял со мной ссору в открытую, он был бы избавлен от лишней канители. Раз я ему помеха, чего бы проще – взять и сказать: так, мол, и так, ты мне мешаешь, давай-ка увольняйся отсюда! Все можно уладить по взаимному соглашению. Если «Красная рубашка» говорит правду, я хоть завтра уволюсь. Не только здесь прокормиться можно. Уеду в другое место, там тоже не подохну под забором. А «Дикобраз», значит, такой человек, что с ним не очень-то поговоришь!

Перейти на страницу:

Похожие книги

К востоку от Эдема
К востоку от Эдема

Шедевр «позднего» Джона Стейнбека. «Все, что я написал ранее, в известном смысле было лишь подготовкой к созданию этого романа», – говорил писатель о своем произведении.Роман, который вызвал бурю возмущения консервативно настроенных критиков, надолго занял первое место среди национальных бестселлеров и лег в основу классического фильма с Джеймсом Дином в главной роли.Семейная сага…История страстной любви и ненависти, доверия и предательства, ошибок и преступлений…Но прежде всего – история двух сыновей калифорнийца Адама Траска, своеобразных Каина и Авеля. Каждый из них ищет себя в этом мире, но как же разнятся дороги, которые они выбирают…«Ты можешь» – эти слова из библейского апокрифа становятся своеобразным символом романа.Ты можешь – творить зло или добро, стать жертвой или безжалостным хищником.

Джон Стейнбек , Джон Эрнст Стейнбек , О. Сорока

Проза / Зарубежная классическая проза / Классическая проза / Зарубежная классика / Классическая литература
Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку)
Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку)

Ханс Фаллада (псевдоним Рудольфа Дитцена, 1893–1947) входит в когорту европейских классиков ХХ века. Его романы представляют собой точный диагноз состояния немецкого общества на разных исторических этапах.…1940-й год. Германские войска триумфально входят в Париж. Простые немцы ликуют в унисон с верхушкой Рейха, предвкушая скорый разгром Англии и установление германского мирового господства. В такой атмосфере бросить вызов режиму может или герой, или безумец. Или тот, кому нечего терять. Получив похоронку на единственного сына, столяр Отто Квангель объявляет нацизму войну. Вместе с женой Анной они пишут и распространяют открытки с призывами сопротивляться. Но соотечественники не прислушиваются к голосу правды – липкий страх парализует их волю и разлагает души.Историю Квангелей Фаллада не выдумал: открытки сохранились в архивах гестапо. Книга была написана по горячим следам, в 1947 году, и увидела свет уже после смерти автора. Несмотря на то, что текст подвергся существенной цензурной правке, роман имел оглушительный успех: он был переведен на множество языков, лег в основу четырех экранизаций и большого числа театральных постановок в разных странах. Более чем полвека спустя вышло второе издание романа – очищенное от конъюнктурной правки. «Один в Берлине» – новый перевод этой полной, восстановленной авторской версии.

Ханс Фаллада

Зарубежная классическая проза / Классическая проза ХX века