Маленькая опера

В левой моей руке руль. В правой ниточка, по которой взбирается смерть. Я срочно пересказываю пиктограмму на кнопке – усечённый прямоугольник со вписанным белым квадратом и чёрным треугольником вершиной на зюйд-ост – именно так французы представляют открывающееся окно «Ситроена».

Паук с ходьбы переходит на бег. Лара спрашивает, что такое усечённый прямоугольник. Я перехожу на визг. Лара хватает книгу Збигнева Бжезинского «Великая шахматная доска» и бьёт меня, в надежде, что и пауку достанется.

На войне это называется friendly fire. Так уничтожают неприятных союзников под предлогом недоразумения.

С точки зрения придорожных коров мы беспричинно остановились, побегали вокруг машины и поехали дальше. Многие семьи выглядят со стороны весёлыми затейниками, а на деле их терзает белая горячка. Меньше всех в тот день пострадал Збигнев Бжезинский.

А теперь ещё немного о Вите, грибнике. Чтобы понравиться жене, он читает две умные книги в день. Жена его – юрист по авторскому праву. Также Витя готовит блюда с кардамоном, шафраном и базиликом. Вчера звонит, говорит:

– Я долго жил и понял, просить почесать спинку можно только в самом крайнем случае.

И вот тут я с ним глубоко согласен.

* * *

Близорукий человек не может разглядеть бегущую мышь в деталях.

Нормальная реакция – сомневаться, была ли мышь вообще, или это пыль, или недосмотренный сон.

Если же дачник отчётливо различает мимику мыши, глазки и реснички, значит домашнее вино всё-таки больше галлюциноген, чем витамины.

Заряжая мышеловку, я чувствую, что рождён для большего. Мне стоило бы написать изящный сценарий или сварить щи, которые всем понравятся. Но отвлекаться нельзя. Мышеловка разбивает в пыль любую добычу, будь то собачий нос или пальцы сочинителя коротких рассказов.

Скорость размножения мышей 1*10 (в степени n-1), где n – число месяцев. Это значит, через год на нашей даче будет сто миллиардов мышей. Четырёх я уже убил, сами считайте, сколько осталось.

С косулями схожая история. Летом они ходили по трое, мы за ними гонялись. А вчера заявилось стадо в 60 бойцов. Мы, цари природы, заперлись и смотрели в окна, как пустеет по осени сад. Бэмби съели розы вместе с шипами, схрумкали деревья, теперь хищно смотрят на сарай и дрова.

Капканы ставить нельзя. Первой в них вступит собачка, потом я, потом сосед, электрик. Он ходит через наш участок осматривать столбы. Видеть в холодце отрубленные ноги электрика, или собачьи, или свои – не за тем я рос и хорошел.

Лара придумала натянуть верёвки между деревьями. Косули же не умеют перелезать через верёвку. Особенно, если она белого цвета.

Мне неважно, каким бессмысленным способом моя жена сбрасывает избыток двигательной активности. Белые верёвки с висящими на них косулями – отличный повод поговорить о дизайнерском оформлении участка.

Смотрите:

Если косуля поскачет в ночь и останется без головы, это будет романтизм, как у Майн Рида.

Голова электрика отдельно от ускакавшего в темноту тела в комбинезоне – это модернизм как у Беляева.

Собачка без ушей, а также я мордой в грядку, запутавшийся в белых верёвках, – это постмодернизм как у Лимонова или Воннегута.

Вот о чём думается вечерами на осенней даче, взаперти. Этой осенью должен был случиться мой концерт в Кишинёве. Но сгорела филармония. Чудесная, уютная, как в старых фильмах. Намоленная. Пропали четыре рояля, инструменты без счёта, аппаратура, касса. Таких жёстких карантинных мероприятий я нигде ещё не встречал.

В этом здании я впервые обнял 500 человек за сорок минут. Сейчас за такое сажают. Упорно верю, что наши невстречи окажутся дурным сном. Всё равно однажды куда-нибудь сбегу, поверну время вспять. Потому что обниматься – это нормально.

* * *

Я говорил продюсеру, что вообще-то карантин.

Он сказал, наш план надёжен как чугунный шар и настолько же изящен. На автобусе въехать в Беларусь, там в коровьих копытах по дну реки перейти границу. На той стороне белый «Хендай», водитель Ашот отвезёт на концерт. Всё! Что тут может не получиться?

Лично у меня может не получиться всё. Меня пять раз штрафовали за мусор, брошенный в неправильный контейнер. Раз в жизни я проехал на розовый свет, за мной сразу погнался броневик, полный автоматчиков.

Я сказал продюсеру:

– Гена, мне нельзя всё незаконное. Давай концертировать после пандемии. Как раз за эти триста лет я научусь выговаривать букву Р целиком.

Гена велел мне не ссать. Поезд заблудится, такси сломается, ямщик замёрзнет, – и только коровьи копыта воссияют над миром. Они бессмертные. Их ЦРУ использует, для гарантии успеха.

При моей всей аполитичности, я откуда-то знаю, что коровы не нарушают границу. То ли дело косули!

Нет, сказал Гена. Косульи копыта острые, такие крупные творцы, как я, и с косульими копытами увязнем в земле по колено. Цепочка скважин в сторону границы – это подозрительно. Медвежьих копыт, слоновьих или шагающего экскаватора у него не оказалось. Да и зачем? Лёха, Славик, Димон, Фифа, Батон, Жанна Станиславовна сто раз ходили в коровьих, только осанку себе улучшили.

* * *