Маленький человек

Я тоже опустил глаза, услышав этот диалог Через всю платформу скакали неровные буквы, намалеванные белой масляной краской. Читать я тоже не стал — что хорошего могут написать на панели?

Василий сидел на своем участке в садоводстве на маленькой скамеечке среди чертополоха и перочинным ножом затачивал стебель какого-то растения. Стебель был полый внутри, почерневший и почти целиком сгнивший. Он медленно водил по нему лезвием, глаза его ничего не выражали, а в уголках рта пузырилась медленно вытекающая слюна. Он уже давно сидел за этим бессмысленным занятием в полной тишине. И вдруг оживился, заметил на жухлом, дырявом листике рядом с собой медленно ползущую божью коровку. Василий что-то промычал, отложил в сторону стебель и нож, и начал шарить заскорузлой черной пятерней в кармане штанов. Вытащил коробок спичек, поджег одну из них и начал медленно подносить к божьей коровке. Она в последний момент почуяла опасность и успела вовремя улететь. Из чертополоха послышался клекот, перемежаемый отборным матом.

Василий ввалился в дом, сразу открыл зеленую, выщербленную дверцу кухонного шкафчика, в его руках оказалась огромная бутыль то ли водки, то ли самогона, то ли спирта. Он было поднес ее к грязному, в серых разводах граненому стакану, но передумал и начал пить из горлышка, глоток за глотком, пока не опорожнил на треть.

В неказистом, облупленном домике, наружные стены которого когда-то были окрашены синей краской, а теперь выцвели и покрылись мутными водянистыми разводами, Василий жил не один — со своей немолодой сожительницей и ее тринадцатилетней дочкой от первого брака, которую все в округе звали Катюшей.

Катя осторожно, озираясь, приближалась к дому. Глазами на заросшем участке она высматривала, не прячется ли в кустах сорняка или за поленницей Василий. Год назад он ее очень напугал. Когда она вот так же, ничего не подозревая, подходила к двери, он вдруг выскочил из-за угла пьяный с топором в руках. Увидев ужас в ее глазах, он дико захохотал, а потом начал крутить огромным топором над ее головой, как пропеллером. В ту ночь мать не отходила от ее кровати. Катю бил озноб, она постоянно вскрикивала и все время порывалась убежать из дому. С тех пор она вспоминала кусок своей жизни до Василия как самый счастливый. Перед глазами вставал ее отец, он всегда казался ей маленьким сухоньким старичком, хотя в пору ее детства ему едва перевалило за сорок. Беззлобный, суетливый, он часто делал все невпопад, но никогда ее не обижал, да и других тоже. Окружающие подшучивали над ним, но он не обращал на это внимания. А многих шуток он и разобрать не мог, потому что не мог расслышать. Тугоухим был отец Катюши, носил слуховой аппарат. Его тугоухость и оказалась для него роковой. В один из злополучных дней, накануне Кате исполнилось пять лет, отец на станции переходил железнодорожные пути, аппарат у него был отключен, голову вправо-влево не повернул, а шума приближающейся электрички не услышал.

Два года после этого они прожили с матерью вдвоем. Тосковали по отцу, но для Кати теперь и эти нелегкие годы казались верхом блаженства. А затем появился Василий. Внезапно вошел вместе с матерью, бесцеремонно плюхнулся на диван, а на Катю зыркнул недобрым взглядом. И у Катюши сразу все оборвалось внутри. Родилась она, видно, с очень чувствительной душой, нервно воспринимающей окружающий мир. Такие дети бывают. И хоть ничего она не знала наперед конкретно, но ясность того, что их мир неотвратимо полетит под откос, возникла сразу и бесповоротно. И никакая гадалка, никакая ясновидящая не смогла бы с ней в тот миг соперничать в точности предсказания. «Познакомься, Катя, это теперь твой новый папа, дядя Вася», — сказала тогда ее мать наигранно веселым голосом. Катюша покачала головой и тихо произнесла: «Здравствуйте, дядя Вася». Потом, когда она тысячу раз вынуждена была, вся заплаканная, прятаться от скандалов и пьяных побоев у их соседки тети Нюры, она настойчиво ее спрашивала: «Теть Нюра, ну зачем, ну зачем мама привела его в дом?» — «Понимаешь, девочка, бабе без мужика никак, плохо бабе без мужика, какой бы он ни был. С ним все легче, все как у всех», — приговаривала Нюра, поглаживая русые волосы на голове Катюши, а в глазах у самой стояли слезы.

Находиться постоянно в верхней точке нервного напряжения, в обстановке пьяных угаров, когда не знаешь, что последует в следующую секунду, невозможно не только для неокрепшей, ранимой психики маленького ребенка, но даже и для закаленных, уравновешенных взрослых. Поэтому все шло к тому, что Катя в любой момент могла просто лишиться рассудка. И вдруг, вдруг жизнь Катюши изменилась кардинальным образом. Будто кто-то сверху бросил ей под ноги щепотку солнечных лучиков. Теплых желтых лучиков.