Маленький мудрец

– Ладно врать-то – «не за того»! За того! Другие хоть с вином приходили… – Он кивнул на подоконник. Подоконник был уставлен пустой тарой из-под вина, водки и пива. – И то я не согласился. А вы, милостивый государь, на халяву желаете. Вот вам! – Он вытянул вперед грязную руку, сложил пальцы в кукиш и повертел этим кукишем, как бы демонстрируя его со всех сторон.

– Во-первых, я пришел не с пустыми руками, – парировал я. – У меня в сумке есть. Я не предлагаю, потому что боюсь, вам вредно… Во-вторых, не нужна мне ваша комната, у меня к вам совсем другое дело.

– Что значит «вредно»? – покачал он нечесаной головой. – А жить так не вредно?

Возразить на этот довод было нечего. Я достал из сумки пиво и плавленые сырки. Процесс открывания бутылок сблизил нас. Мы оба встали во весь рост (Филя оказался на голову ниже меня) и даже чокнулись бутылками.

– Хорошо, что не импортное, – заметил Филя.

– Отечественное больше нравится? – спросил я, раздувая как уголек, едва затеплившуюся мысль о патриотизме.

– Не в том дело – нравится, не нравится. Мне всякое нравится. Но бутылки импортные не принимают!

Ополовинив бутылку, спросил:

– Точно не за комнатой пришел?

– Точно, точно.

– Я в бомжи не хочу. Пока я здесь прописан, я не бомж! Я могу лежать в своей комнате и читать книгу!

– А чем ты питаешься? – спросил я.

– Да так… Когда соседка подкормит, когда помогу кому-нибудь… Вот бутылки сдам.

– Пьешь?

Филя обвел глазами пустую комнату и кивнул:

– Пью.

– Зачем же?

– Тянет. – Подумал и добавил: – До сумасшествия… Еще есть?

У меня в сумке была еще пара бутылок. Но я сказал:

– Ты поешь сначала, вот сырок. А то забалдеешь от пива.

Он поел, но забалдел все равно. Однако этот сырок, эта миниатюрная забота расположила его ко мне, и он спросил (уже дружелюбно):

– Ну и чего?

– Филя, – сказал я, – вот ты убил собачку, черного спаниеля. Куда ты дел тушку?

– Собачку? – насторожился Филя. – Тебя что, Алик прислал? Скажи своему Алику, что я ее выбросил на хрен на помойку. И поминки справил с мужиками с его бутылки. Скажи этому козлу, что мог бы и больше дать. Киллерам знаешь, сколько платят? Тыщу долларов, а то и больше. А он – бутылку, и все. И без закуски. – Помолчал, покрутил головой, которую явно посетили какие-то неприятные мысли: – А что, проверить прислал, гад?

– Филя, меня никакой Алик не присылал. Я никакого Алика и не знаю.

– А кто тебя прислал? – подозрительно сощурился Филя.

– Девочка прислала, Тамара, – сказал я просто («Правду говорить легко и приятно», – пронеслось в голове.) – Она все еще надеется, что ее любимица жива. Я должен сказать ей с определенностью, что собаку убили… И как-то доказать, она может не поверить мне на слово. Как доказать, скажи, Филя!

– А ее не убили, – тихо проговорил Филя. – Ее пожалели убивать. Ее отдали одному на автостоянке.

– Тоже за бутылку?

Филя кивнул.

– А зачем этому Алию, – понадобилось убивать собачку?

– Сказал, что – заразная.

– А ты?

– А я не поверил.

– Почему?

– А у нее глазки чистые и хвостом виляет, обрубочком. Больные собаки хвостом не виляют, они его поджимают. И глазки у них мутные. Так что я ее сплавил одному мужику на автостоянке, он ее на дачу увез.

– Мужика-то как зовут?

– Не знаю. – Филя задумался. – Знал, да забыл. Да мне и ни к чему это, всех не упомнишь: память-то уже не молодая, Василич.

– Мое-то отчество запомнил!

– Твое запомнил. Мы беседуем с тобой, письма Пушкина читаем, я и запомнил. А завтра спроси – может, и позабуду. Только ты, Василич, Алику не говори, что я манкировал.

– Чего-чего?

– Ты чего, Василич, необразованный? Манкировать значит послать на…

– Понятно. Не скажу, да я и не знаю его, этого Алика. А название автостоянки хоть запомнил? Их же в нашей округе несколько.

– Запомнил. «Ветеран».

– Не ошибаешься?

– Нет. Я у них однажды забор чуть не покрасил к празднику. Вроде наняли.

– А чего ж не покрасил?

– Аванс выдали, ну я и того… Привел себя в нерабочее состояние.

– Манкировал?

– Вроде этого.

– И что?

Филя махнул рукой.

– Побили?

– Нет. – Филя протестующе повел указательным пальцем. – Поджопника дали, да и все. Так ты Алику не скажешь?

– Что за Алик такой ужасный? – спросил я как бы между прочим.

– На иномарке ездит, – сказал Филя. – Чурка, вроде. Но культурный.

– В чем культура?

– Куртку не носит – пальто длинное носит. И говорит тихо.

Кажется, я выпытал у опустившегося человека все, что только возможно.

Остался последний вопрос.

– Филя, собачка эта – какая из себя?

– Хромая.

– Так. А окрас? Какие-нибудь пятна: спаниели пятнистые бывают.

– Не было никаких пятен. Черная, как ночь.

Ева была строга и печальна. Кофе, печенье, какие-то восточные сладости. Я в них не разбираюсь, хотя они в избытке продаются на московских рынках. Она была в черном свитере с глухим воротником. Свитер был ей к лицу. Господи, ей все было к лицу! Она сказала:

– Я пришла попрощаться. Мы больше не увидимся. Я уеду. Очень далеко. Слишком далеко.

– Есть же туризм, – робко начал я.

– Нет-нет, – она покачала головой. – Не увидимся.

Мысли устроили в моей голове настоящую скачку.

Вынужденное замужество?

Глубокая конспирация?

Сдача властям?

«Новые приключения неуловимых».