Малец

Ближе к вечеру пришел старший каравана и долго торговался с переселенцами по вопросу компенсации убытков. В конечном итоге, за утраченное по вине перевозчиков имущество отец Глашки сумел выторговать два рубля, что, в общем-то, было неплохо, учитывая, что цена на рабочую лошадь, как ему сказали, была на уровне рубль с полтиной. Однако проблем это не решало, здесь и сейчас, коня взять было негде, да и телега нуждалась в серьезном ремонте, поэтому, хорошо поразмыслив, переселенец направился к артельщикам дощаников, которые расположились на ночь неподалеку.

— Здравствовать вам, честной народ, — обратился он к сидящим у костра.

— И тебе здоровья, — ответил ему мужик с густой окладистой бородой, — как там твои домочадцы, помню вроде старшенькую-то с воды сильно скрутило.

— Да, все хорошо, обошлось, слава Богу, спасибо вам мужики, не дали в пучине сгинуть.

— Вот и ладно, — кивнул ему собеседник, — садись поближе к огню, поведай: откуда родом, куда путь держишь.

Чиниться Данила не стал, с благодарностью принял от мальца большую кружку душистого взвара и принялся неспешно описывать свою мудрёную жизнь.

— Так говоришь, по приказу тебя в Томск отправили, а потом уже в Иркутск? — Спросил мужик. — Так ты с весны постоянно в дороге? Да, досталось вашему семейству.

— А тут вот потоп, значит, — вздохнул переселенец, — теперь ума не приложу, как дальше жить. Строиться надо, да когда ж теперь до морозов успеть, видимо придется до весны на постой к кому проситься, да и на следующий год будет не мед, Стригунок хорошо, если к концу следующего лета в силу войдет.

— А ты сильно не горюй, — хмыкнул бородатый, — у нас и в худшем положении в прошлом году люди бывали, однако ж живут. За год и дом новый отстроили, и дело свое завели, всем на зависть.

— Дядька Аким, попей еще взвара, чаек-то дюже хорош. — Встрял малец, протягивая старшему кружку.

— Во, видал? Не хочет, чтобы об этом говорили, хоронится, не любит огласки. — Кивнул Аким на подростка, но от чая не отказался.

— Так это, ты о нем что ли? — Уставился Данила на мальца.

— О нем, о ком же еще, — подтвердил мужик, — погорелец он, сирота, с матерью и малыми под осень без дома остался. Тогда многие без угла остались, испугались, тоже думали, что жизнь к концу подошла, а ничего, землянки большие успели сделать, утеплились, печи с трубами поставили, да и зимой не ленились. Так это, Васька?

— Да ладно тебе, дядька Аким, — смутился паренек, — повезло просто.

— Ага, повезло, — хохотнул мужик, и его поддержали остальные, — что-то другим до этого не очень-то везло. Без дела ты не сидел, вот и везло, а если бы как другие сидел горем убивался, не стал бы тебе Бог помогать.

— Дык, мне тоже некогда убиваться, — напомнил о себе Данила, — однако ж на зиму где-то придется приткнуться, отстроиться до морозов точно не успею.

— Да где ж тут успеть, — согласился Аким, — последние теплые денечки, первый снег скоро должен лечь, да припозднились вы. Один путь вам всем, к монастырским в залог идти, а те потом отрабатывать заставят, помогут на рубль стребуют три.

— А может в Иркутске зимние промыслы есть, — с надеждой спросил переселенец, — я бы нанялся, все одно без своего хозяйства зимой делать нечего.

— Есть, почему не быть? — Аким стрельнул глазами в сторону мальца. — Но тут надо с хозяевАми сговариваться.

— А кто эти хозяевА?

Бородатый, кивнул, подтверждая правомерность вопроса, потом сделал хороший глоток из кружки и, крякнув от удовольствия, ответил:

— Ну, перво-наперво — монастырские, они небольшой кирпичный и стеклянный заводы поставили, вот для печей глину везем. Для кирпича и печей леса много нужно, пока сами монахи его рубят, но ближний уже вырубили, вырубка дальше ушла, сил у братии не хватает, так что народ на подряд берут.

— Так то на подряд. — Вздохнул крестьянин. — А с телегой и лошадью у меня сейчас беда.

— В артель вступи, вместе всяко проще будет. Еще нерпу зимой бьют, но это когда лед на Байкале крепче станет, и уже к весне, когда белек нарастет, но для тебя это не подойдет, там рыбаки ватагой в поход идут месяца на два и работы много, а расплата только к лету, когда жир тюлений да шкурки белька продадут.

— Да, — согласился Данила, — зиму так с семьей не протянешь. Ну а в самом Иркутске?

— В самой слободе…? — Аким снова стрельнул глазами в сторону Васьки. — В самой слободе сложнее, там простой работы нет — промысел надо хорошо знать. Есть там и столярное, и кожевенное дело, и ткани красят, да много чего есть, но сам понимаешь, к такому делу со стороны не подпустят. Там больше по-родственному или по знакомству. Только если известь жечь наймешься, но копейка малая.

Да, из полученной информации картина вырисовывалась не очень радостная, либо ты идешь под монастырь, либо куда-то на выселки.

— Ну а воевода чего? — Вскинулся крестьянин. — Выписывали же нас из Томска зачем-то?