Малибу

Атмосфера за столом потихоньку накалялась. Алабама сидел с воинственным видом. Пэт заметила, как покраснела Эмма. Она жила в неспокойном мире, и ее близость с боссом в небе Америки, похоже, пока не принесла ей никаких дивидендов. Сейчас шел деловой разговор, а в этом Дик Латхам юмора не терпел.

— Надеюсь, что я потом не пожалею о том, что я сейчас скажу, — неожиданно громко и решительно произнесла Пэт. — Дело в том, что я решила принять предложение Эммы и согласилась работать в ее журнале.

— Что ты сказала? — Алабама выстрелил в нее вопросом.

— Только то, что Эмма предложила мне работу в журнале «Нью селебрити». Я заключаю очень выгодный для меня контракт. По нему я обязана сделать две работы в год по своему выбору. Разве это не замечательно? Ведь это означает, что я смогу оставаться здесь, в Малибу, и в то же время смогу заняться любимым делом.

— Скажи на милость, зачем тебе потребовалось искать работу? — наконец пришел в себя Алабама. Он был полностью потрясен.

Пэт смогла это предвидеть и сейчас не испугалась его реакции. Она знала, что нечто подобное должно произойти. Она заметила испытующий взгляд Латхама, сидевшего напротив нее. Его явно занимала сцена, помимо всего прочего, его чисто в спортивном плане интересовало, сможет ли она выдержать явное давление.

— Любому художнику необходимо самовыражение. И ты, Алабама, это прекрасно знаешь… Скажи, сколько выставок ты организовал за последнее время? Сколько сделал фотографий, а сколько оформил книг?

Пэт смотрела прямо в глаза Алабаме. Она точно знала, что сейчас должно произойти.

— Я не собираюсь мараться со всякими глупыми журнальчиками, — резко бросил Алабама.

— А когда тебе было столько же, сколько мне сейчас, ты продавал свадебные фотографии в Кентукки, — жестко вбивала каждое слово Пэт.

Глаза ее воинственно горели, и она с трудом сдерживала себя. А сейчас ей это было просто необходимо сделать, она впервые в жизни была на грани срыва. И ей это удалось — сказались уроки, полученные во время самых страшных и беспощадных войн, иначе именуемых семейными ссорами.

— Вам повезло, — промурлыкала Эмма. — Свадьбы почти ничем не отличаются от похорон: и там и там люди выглядят так глупо.

Алабама ее не услышал. Упоминание о Кентукки и о том, чем он там занимался, было явно ударом ниже пояса.

Дик Латхам почувствовал себя как на теннисном турнире в Уимблдоне. Ланч неожиданно превратился в спортивное зрелище. Всегда забавно смотреть на спорщиков со стороны. Но чью же сторону принять? Бывалого матерого экологиста Алабамы или этой длинноногой, со стройной грудью озорной девчушки? Дик поморщился. В любом случае он ничего не выигрывает.

— Я нисколько не стыжусь того, что делал в Кентукки. Это было честное занятие и я многих осчастливил…

Алабама примолк, неожиданно осознав, что, вопреки всем своим принципам и правилам, самым глупым образом оправдывается. Инициатива была не у него. Он попробовал собраться для контратаки. Но разве Пэт Паркер не делала такую же честную работу, как он, и не была так же молода, как он когда-то? Ладно. Сделаем по-другому, решил он.

— Журнал «Селебрити» — это как раз тот самый счастливый случай для оправдания существования разного рода паразитов и богатых бездельников, — бросил он решающий козырь.

— Надеюсь, что это так, — улыбнулась ему главный редактор журнала Эмма Гиннес. — А если нет, то стоит попробовать и пойти по предложенному вами варианту.

Дик Латхам, несмотря на прямой выпад против его любимого детища — журнала, не выдержал и расхохотался. Теперь была очередь Пэт Паркер. И подача не замедлила.

— В твоих словах, — заметила она небрежно, — звучит снисходительность превосходства и элитарность. А в свободном обществе люди сами выбирают, что им по душе. И по большей части они всегда бывают правы в своем выборе. По крайней мере чаще, чем те, кто ставит свое личное мнение над мнением общества. А жизнь такая непростая штука, и она все сама расставляет по местам.

К сожалению, все люди ошибаются, и интеллектуалы в том числе.

Алабама покраснел. Он побагровел. Он просто стал красным как вареный рак. Он начал пульсировать, как огнедышащий вулкан, и Латхам почти физически ощущал жар, исходящий от него.

— Я не этот недоносок-интеллектуал. — Само слово «интеллектуал» сейчас просто бесило его.

— Я знаю это, Алабама, тогда перестань нести чепуху, словно ты и вправду этот самый «умник».

— Не дави на меня.

— А ты не дави на публику.

— Я ничего больше не хочу слушать. Ты ворвалась в мою жизнь незванно, потому что тебе требовалась помощь. А сейчас ты сидишь здесь и указываешь, что мне следует говорить и чем думать, словно я уже листаю этот ваш проклятый журнал. Может быть лучше, если ты займешься своими делами, а я своими. Может быть, тебе стоит убраться ко всем чертям и никогда оттуда не возвращаться?