Малиновский. Солдат Отчизны

Что Будапешт будет рано или поздно взят, в этом Малиновский не сомневался ни на минуту. Но взят будет ценой очень больших жертв, которых можно было бы избежать при разумном подходе к организации наступления. Конечно, можно понять и Сталина: Верховный торопится опередить войска союзников, обойти Черчилля и Рузвельта, которые спят и видят Венгрию в своих «объятиях». Кроме того, чем скорее будет взят Будапешт, тем увереннее смогут чувствовать себя левые силы Венгрии, тем легче им будет взять власть в этой стране. Но Малиновский был твёрдо убеждён, что даже самые важные политические решения не должны оплачиваться бессмысленными жертвами.

Он вложил в разработку плана взятия Будапешта столько ума, сердца и сил, настолько основательно продумал всё до мельчайших деталей, что нисколько не сомневался в успехе. Теперь всё это рушилось. Пока фронт будет маневрировать, пока Шлемин будет действовать в одиночку, немцы укрепят оборону. По данным разведки, немцы уже перебрасывают на венгерский фронт свежие дивизии из Греции и Албании...

Но что поделаешь: приказ есть приказ. А чтобы его выполнить, надо нажимать на Ставку: пусть раскошеливается!

20 октября Малиновский обратился в Ставку с просьбой усилить его фронт танками, обосновав это такими доводами:

«Противник, видимо, правильно оценил, что войска 2-го Украинского фронта выходят на очень важное оперативно-стратегическое направление, бросил в бой против фронта восемь танковых дивизий... Фронту предстоят впереди упорные бои. Противник легко не сдаст Венгрию, так как это его самое уязвимое место, а венгры продолжают под руководством Салаши[10]упорно драться».

Одновременно Малиновский доложил, что в последних боях противник потерял до 400 танков, но и его фронт лишился трёхсот танковых единиц.

В ответ на просьбу Малиновского Ставка решила привлечь к Будапештской операции и 3-й Украинский фронт Толбухина.

Двумя фронтами предстояло выполнить следующую задачу. Мощные оборонительные рубежи гитлеровцев полудугами прикрывали Будапешт, флангами упираясь в Дунай. Противник рассчитывал сковать здесь основные силы наступающих, измотать их и не дать им прорваться к границам Германии. Местность Венгерской равнины, ненастная погода, обложившая небо низкими чёрными тучами, при которой авиация вынуждена была бездействовать, бездорожье — всё играло на руку обороняющимся немцам и венграм. По сравнению со стремительной победоносной Ясско-Кишинёвской операцией нынешние действия не могли не разочаровывать фронтовых военачальников, не говоря уж о Ставке и Верховном Главнокомандующем. Темпы наступления были почти черепашьи при многочисленных, совершенно неоправданных жертвах.

Срок 7 ноября, определённый Верховным, теперь выглядел настолько нереальным, что о нём предпочитали даже не вспоминать. Вслух не вспоминал его и Родион Яковлевич. Но внутри это сидело саднящей занозой...

Оба фронта перешли в наступление на Будапешт лишь 20 декабря. Немецкие и венгерские войска чувствовали себя смертниками, которым нечего терять. Они переходили в яростные контратаки по нескольку раз в день. Но советские богатыри оказались и терпеливее, и настырнее, и злее. Через шесть суток наступления войска двух фронтов соединились на Дунае, на участке Эстергом-Несмей, — таким образом, Будапешт оказался в плотном кольце. В капкан попало почти сто тысяч солдат и офицеров противника.

Тогда немцы и венгры принялись с бешеным рвением сильнее укреплять и без того мощную оборону города. К началу нового, 1945 года они подтянули сюда тринадцать танковых, две моторизованных дивизии и мотобригаду. Такой плотности танковых войск на восточном фронте не было за всю войну.

Малиновский и Толбухин чувствовали, что противник готов превратить венгерскую столицу с её многочисленными историческими и культурными памятниками в груду развалин. Генералы попытались остановить безумие отчаявшегося врага, решив направить к нему парламентёров.

— В ультиматуме изложим противнику наши условия капитуляции, — предложил Малиновский. — Я уже говорил со Ставкой. Можно будет гарантировать всем венгерским генералам, офицерам и солдатам немедленное возвращение домой.

— Есть смысл попробовать. Если получится, и у нас жертв будет гораздо меньше, — поддержал Толбухин.

Но гуманная идея «не прошла». Едва парламентёр 2-го Украинского фронта капитан Штеймец приблизился к немецким траншеям, держа в руках белый флажок, как тут же загремели выстрелы. Такая же судьба ждала и парламентёра 3-го Украинского фронта капитана Остапенко: его убили выстрелом в спину. Стало ясно: с волками мировой быть не может. Оставалось одно: брать Будапешт приступом.