Малой кровью

Они обогнали ее один за другим: три простых — но очень больших! — мотоцикла, потом четырехколесный, потом — какое-то немыслимое сооружение из хромированных труб, огромного мотора, прожекторов и тракторных, наверное, колес. Все это оглушительно ревело, выбрасывая густой дым и пульсирующие языки пламени…

Сзади догоняли другие.

Юлька чуть сбросила скорость и взяла вправо — на всякий случай, но ее очень грубо подрезали, а потом попросту прижали к обочине. Она не успела опомниться, как оказалось, что «самурайчик» стоит, упершись в зад того плевавшегося огнем чудовища, а со всех сторон ее окружают слепящие фары. За фарами угадывались рули и руки, а больше ничего.

Потом огромный черный парень в белом кожаном костюме оттолкнул Юльку — она отлетела на пассажирское сиденье, — сел на место водителя, схватился за руль, чудовищно напрягся — машинка заскрежетала — и оторвал руль! Он вскочил на сиденье, потом на капот, держа руль над головой, — и все вокруг потонуло в реве глоток, клаксонов и моторов.

Юлька обнаружила, что чехол со спиннингом лежит у нее на коленях, а указательный палец нащупывает спусковой крючок винтовки. Это было нелепо: надо еще дослать патрон, надо снять с предохранителя… да и вообще — стоит ли стрелять?..

Как уже было с ней в опасных ситуациях, она чувствовала страх, но его оттесняло куда-то в ноги другое: холодное спокойствие, даже некоторая замороженность — и ощущение идущей сквозь нее лавины нужных и ненужных знаний, воспоминаний, вопросов, ответов, решений… на секунды или десятки секунд она становилась почти гением, вот только ноги прирастали к месту…

И жаль, что потом нельзя было восстановить это состояние и почти ничего нельзя было вспомнить. Оставались страх — и досада.

С трудом спустив ноги на землю, Юлька сделала три шага в сторону, ожидая окрика, или грубого хапка, или удара в затылок, но был только шум и крики. Ее оттолкнули, но не зло и за спины, просто чтобы не застила.

Из-за затылков и вздернутых рук она видела, как ее покалеченного «самурайчика» подцепляют к нескольким мотоциклам и тому чудовищу, моторы разом взорвались, и все окутало пылающим дымом. Упряжка медленно потащилась вперед, и следом двинулась вся стая. Потом Юльку похлопали по плечу и что-то проорали на ухо, она не поняла, но морда, обращенная к ней, была сияющая, ее снова похлопали по плечу, уже сильнее, а потом — по заднему сиденью мотоцикла. И, не веря себе, Юлька просто села сзади и левой рукой обхватила водителя.

У него были сплетенные в тугие косички длинные волосы и мягкая белая кожаная куртка.

Они догнали упряжку, почти пробились к «самурайчику», потом отстали. Все байкеры были негры, все в ослепительно белой коже, все мотоциклы сияли хромом и светились сотнями лампочек — как новогодние елки. Или рождественские. От этого веяло нереальной жутью.

Через два-три километра кавалькада свернула вправо, на дорогу поуже, — сначала через поле, потом — по опушке леса, потом впереди показались огни, дорога раздвоилась, а на самой развилке по кускам вывалился из темноты огромный автокран.

Здесь стали останавливаться, кружить, газуя, занимать удобные места и потом глушить моторы. Юлька сползла с мотоцикла; ноги уже слушались.

— Ты кто? — спросил, оборачиваясь, тот парень, который ее вез.

— Рита, — сказала Юлька. — А ты?

— Я Омар. Мы патриоты, понимаешь? А у тебя — джапская тачка. Зачем?

— Кататься.

— Катайся на калифорнийской. Рубишь?

— Какая завелась. Рубишь?

— А! Так это не твоя? —Ну!

— Бумс. Пошли тогда смотреть!

И они пошли смотреть. «Самурайчика» уже подцепляли к крюку, и кто-то запускал движок крана.

Огромный парень, все еще держа в руках оторванный руль, вскочил ногами на бак вздернутого на дыбы мотоцикла.

— Черти! Мы поймали еще одного япошку! Вы помните Пирл-Харбор?! Вы помните, как они отрубали мечами головы нашим летчикам? Вы помните, как они по частям скупали Фриско и Эль-Эй? Как они сперли наше виски и наш бейсбол? Как узкоглазые тачки катили по нашим дорогам, как будто это дороги в ихней Джапландии или какой-то занюханной Европе? Вы все это помните, черти?!

— Да-а-а!!!

— Так какой приговор этому гаду?

— Смерть!!!

— Что? Не слышу!

— Сме-е-е-ерть!!!

— Еще раз!

— Убей его! Смерть! Смерть узкоглазым!!!

— Смерть!!!

— Сме-е-е-е-ерть!!!

— Уррра-а-а!!!

— Вздернуть его! Вздернуть!

— Ша, черти! Суд состоялся! Приговор вынесен!

— Да-а-а!!!

— Привести в исполнение!

— А-а-а-а!!! Дава-а-ай!!!

Взревел старинный дизель, что-то заскрежетало, тросы напряглись — а потом «самурайчик» приподнялся, несколько секунд пытался устоять на задних колесах, вытянуться — но не сумел, оторвался от земли и судорожно закачался в петле.

— Правосудие свершилось! — загудело над головой.

Где-то над планетой Тирон

Серегин очнулся. Или ему так показалось. Или он очнулся уже не в первый раз. Вынырнул, погрузился, вынырнул снова, снова погрузился…

Тошнило, как после основательной нервной попойки на пустой желудок.

Он сморщился и попытался открыть глаза.

Как было темно, так и осталось.