– О, простите, мадам Растиньяк. Прошу меня извинить. Разрешите представиться: Виктор Ракитоф, – мои уши ещё больше покраснели. «Дьявол! Как нехорошо получилось! Тоже мне кавалер!» – корил себя.
– Что Вы! Не стоит, – она продолжала улыбаться мне, и я воспрянул духом.
– Что у Вас произошло? – я переступал с ноги на ногу.
Девушка подперла щёки кулачками и, глядя на рыбацкие лодки, пришвартованные в бухте, поведала свою историю:
– Плыла из Тулона в Триполи через Геную, но наш пароход задержали английские катера, и вот нас препроводили для досмотра в Ла-Валетту: пароход ведь итальянский, – она пожала плечами.
– А что Вы делаете здесь? На набережной? – спросил я, но тут же опять понял бестактность своего вопроса. – О, простите за мой допрос, мадам Растиньяк, – машинально выставил вперёд открытые ладони в жесте извинения.
– О, нет, – Надэж продолжала смотреть на море. – Взяла в порту кабриолет…
«Всё-таки, только парижанка может назвать старую портовую колымагу кабриолетом», – усмехнулся про себя.
– …но гостиница оказалась заполненной, извозчик взял сто франков… – продолжала девушка.
«Сто франков!» – я присвистнул.
– …и, не дождавшись меня, уехал. Вот и всё, – закончила мадам Растиньяк и обернулась ко мне. На меня доверчиво смотрели широко распахнутые глаза.
– Позвольте Вам помочь, мадам Растиньяк, – как можно искренне я изобразил участие в судьбе несчастной девушки.
Она благодарно посмотрела на меня, хотя благодарить меня пока было рано: я ничего ещё не сделал.
– Могу показать комнаты для аренды, где Вы можете остановиться до того, как Ваш пароход отправится в Триполи, – мне нравилась роль спасителя попавшей в беду соотечественницы, и вот, подхватив её чемодан, я повёл свою новую знакомую по адресам сублейтенанта Канинхен.
По дороге беседа у нас не получилась: девушка всё больше молчала, а я рассказывал о погоде и особенностях сдаваемых в наём комнат. Мы прошли дом «Святой Николай», где находилась моя комната, я показал ей свои окна. Она устало пошутила:
– Вам здесь, наверное, лучше, чем в Нанте?
«Лучше, чем в Нанте?» Вспомнил родителей, для которых родной город стал могилой. Возможно… Вслух ничего не ответил.
Ходить нам пришлось недолго: в нескольких кварталах от моего дома мы нашли неплохую комнату с балконом на втором этаже и окнами на тихую улочку. Доброжелательные хозяева – пожилая пара – из соседней квартиры радушно приняли новую постоялицу.
Я не стал докучать мадам Растиньяк – ей надо было привести себя в порядок и отдохнуть – и отправился гулять по городу в поисках новых ощущений от незнакомого места.
Но первое впечатление от мощных рыцарских бастионов уже прошло, милые старинные дома из светло-жёлтого песчаника внушали спокойствие и умиротворение. Хотелось сесть во внутреннем дворике какого-нибудь домика и забыться навсегда – других впечатлений я не нашёл.
Но время шло, и мне надо было возвращаться на судно к вечерней поверке.
После поверки на «Бретани» остался вахтенный, остальные члены команды разбрелись кто куда: по ресторанчикам, кафе или пабам. Я последовал их примеру и, найдя на улице святого Павла рыбный ресторанчик, позволил себе ужин с бокалом белого вина. Шумные людские ручейки, растекающиеся по мостовым, уносили вдаль мысли о войне, грохочущей в моей стране. Да к тому же вино было чересчур великолепным – это уж поверьте мне как французу с берегов Луары. Сидел и пил приятный напиток, бокал за бокалом, пока не почувствовал расслабленность во всём теле, глаза закрывались сами собой.
Глаза закрывались всё чаще и чаще, и к своему стыду передо мной всё чаще и чаще стал возникать образ увиденной на набережной девушки – Надэж (странное имя!) Растиньяк (не менее странная фамилия!). Как я мог вообще думать о девушке, когда ещё десять дней назад погибли мои родители. Действительно, было очень совестно перед собой. Но чем больше думал о ней, тем сильнее рождались аргументы в моё оправдание: одинокое беззащитное создание в незнакомом городе! Какой надо быть скотиной, чтобы не помочь ей. «Всему виной моя отзывчивость, – постановил я, потом вздохнул: – Что же, спасибо родителям: таким воспитали».
Единственное, что меня немного коробило в воспоминаниях о Надэж: она ни разу не поправила меня при обращении к ней «мадам» – значит, она замужем? «Какая разница! Ты же помогал бескорыстно!» – буквально прокричала моя совесть. «Да, конечно. Какая-то чепуха лезет мне в голову, – оправдался я перед собой. – Наверное, из-за вина – вино здесь такое», – снова нашёл причину своих постыдных мыслей.
Вдруг кто-то потряс меня за плечо – это оказался официант:
– Думаю, Вам пора, – раздался его мягкий голос.
Вяло кивнув ему, расплатился и покинул нетвёрдой поступью ресторанчик, намереваясь попасть в дом «Святой Николай» на улице Сент-Джонс, где меня ждала мягкая постель. Но это оказалось не так просто, я петлял по узким тёмным улочкам, иногда спрашивал у прохожих дорогу, они махали куда-то рукой, я шёл, но попадал опять не туда.