Мальтийский крест Павла Первого

Едва он закончил эту нехитрую процедуру, старый унтер пошевелился, зевнул и виновато проговорил:

– Что-то меня сморило… а ведь темнеет уже, надобно, пожалуй, свечи зажечь!

Я проснулась вся в поту, влажная простыня сбилась в комок. Кое-как я расправила ее, снова легла и, как ни странно, опять заснула.

Проснулась по будильнику, быстренько приняла душ и поехала на работу. Вышла пораньше, чтобы зайти в кафе и позавтракать. Есть хотелось ужасно, так что обычный тост и чашка пустого чая совершенно не решали проблемы.

Можно, конечно, сделать себе большой калорийный бутерброд или поджарить яичницу из трех (!) яиц, а также сварить большую чашку кофе с молоком, но мама учует запах жареного или проснется от шума кофеварки и явится на кухню. Снова начнет обсуждать мою новую прическу, в результате не удастся толком позавтракать или же я вообще опоздаю на работу.

Так что я прошла два квартала и возле метро зашла в сетевое кафе. Народу по раннему времени там было немного, люди быстро пили свой утренний кофе и убегали.

Я заказала завтрак, потому что официантка клялась и божилась, что приготовят его быстро. И не обманула.

Когда я увидела огромную тарелку с омлетом, а еще там были грибы, маринованный огурчик и помидоры, то в глубине души шевельнулось былое чувство. Говорила уже, что утром не могу съесть ничего, кроме пустого тоста и чашки жидкого чая.

То есть так было раньше. Вот как будто что-то блокировало горло и пищевод, не могла ничего проглотить.

Сейчас я прислушалась к себе и сглотнула. Не было ничего, кроме ужасного всепоглощающего желания есть. Причем как можно больше.

Не успев удивиться по этом поводу и едва держа себя в руках, чтобы не наброситься на еду с голодным рычанием, как волк на отбившуюся от стада овцу, я мигом смолотила (это выражение моей няни Сины, что-то частенько я стала ее вспоминать) завтрак, запила все большой чашкой капучино и побежала на работу.

К счастью, я пришла в редакцию первой и проскользнула в свой уголок, так что никто не заметил моей новой прически и не стал ее обсуждать… до поры до времени.

Потому что примерно через час из кабинета Главного донесся, как всегда, недовольный, сиплый голос Бурнуса:

– Вороновская! Зайдите!

Похоже, для меня началась новая жизнь. Главный не только вспомнил о моем существовании, но завел привычку вызывать меня каждое утро.

На этот раз я не стала испытывать его терпение и сразу же отправилась в кабинет.

При этом мне пришлось пройти мимо стола Натэллы Васильевны.

Натэлла увидела меня – и челюсть у нее отвисла. Вот честное слово, всегда думала, что это – образное выражение, но в данном случае челюсть у Натэллы отвисла так сильно, что подбородок находился в области декольте, и я разглядела даже, что вместо своих зубов у нее протез. Натэлла по моим глазам что-то поняла, спохватилась и постаралась закрыть рот, но это ей не удалось, протез застрял.

Это было мне на руку: с отвисшей челюстью она ничего не смогла сказать, и я без помех добралась до кабинета Бурнуса, краем глаза заметив, что Натэлла пытается задвинуть челюсть на место.

Бурнус оторвался от компьютера, увидел меня… и его круглые очочки свалились на стол. Бурнус громко сглотнул, надел очки и еще раз внимательно взглянул на меня.

– Да я это, я! – поспешила я развеять отпечатавшиеся на его лице сомнения.

– М-да… – протянул Бурнус. – Действительно вы… а раз так – вот вам задание. Поезжайте в Михайловский замок…

У меня на мгновение возникло ощущение дежавю – точно то же самое он говорил мне вчера. И чем это кончилось…

– Я там уже была.

– Я в курсе. Потому вам и карты в руки. Поедете туда снова и подробно разузнаете, что выяснилось за это время. Узнаете все, что можно, о жертве преступления, о том, как продвинулось следствие, найден ли виновный… в общем, все, что можно. С вами поедет Порфирьич, он сделает фотографии. Жду от вас статью примерно на десять тысяч знаков, с фотографиями…

Он говорил ровно то же самое, что во сне! Бывает же такое!

Я уже хотела что-то ответить, но тут на столе у Бурнуса зазвонил телефон.

Главный редактор снял трубку, поднес к уху и тут же отодвинул ее подальше, потому что голос в трубке был очень громкий и резкий. Хотя и женский.

– Газета «Помойка»? – гаркнул этот голос.

– «Мойка», – привычно возразил Бурнус.

– Не важно. С вами говорит следователь Камнеломова. Мне поручено дело об убийстве в этом… как его… в общем, в музее. Поэтому хочу вас предупредить – никаких публикаций без моего ведома, и самое главное – никаких фотографий.

– Но наши читатели ждут информацию…

– Подождут. Дело серьезное, так что имейте в виду – все согласовывать лично со мной! Поняли?

– Понял… – вздохнул Бурнус. – Это всё?

– Нет, не всё. Вчера в этом… музее была ваша сотрудница Сорочинская…

– Вороновская, – машинально поправил Бурнус.

На этот раз собеседница приняла его слова к сведению: