Мальтийское эхо (СИ)

— Эстетика без «попы» страдает. Возьми «Volvo ХС90», — посоветовала Вера Яновна.

— Хорошо, — подтвердила, решившись, девушка.

Платоныч позвонил другу, передавая пожелания:

— Да, да, Данилыч… К 16 часам информация… В 21:00 у тебя… Там же, на Пестеля?… Будь здоров, старпом! Спасибо! — и, обращаясь к пассажирам, — встречаемся в 16:30 у метро «Петроградская». Там по Каменноостровскому уйдем… 3–4 салона посмотрим. Нам подготовят машины для показа. Сегодня нужно выбрать, завтра оформить и забрать. Я до 16:30 поезжу по строймагазинам, закуплюсь кое-чем. И салон весь забью. Так что обратно в усадьбу сами…

— Хорошо, а я сегодня поищу по интернету буровиков и электромонтажников, живущих ближе к усадьбе. Нужно побыстрее «добыть воды и огня», — вставила, будто опомнившись, Вера Яновна.

— А я пойду к маме, а вечером поеду к Соне, она ведь живет у метро «Горьковская», нам по пути обратно. Заночую, наверное, у неё, а может у мамы, — Ирина посмотрела на сестру вопросительно.

— Да, ты всё правильно говоришь, — подтвердила та.

— А Петрович? — спросил моряк. — Хочешь, поедем со мной. У меня друзей — пол-Питера.

— Спасибо, дружище. Но я как раз в пятницу тоже встретил друга. Историк, одного года выпуска. Он книгу интересную написал о Павле I. Работал в Гатчине. Сейчас подрабатывает…Ах, да! Вот тебя, Вера Яновна, удостоверение, что ты принята в Клуб Совиной Мудрости, — улыбнулся Андрей Петрович и отдал женщине карточку.

Вера удивленно вскинула брови:

— Твои совы? — она сделала ударение на первом слове.

— Да нет, просто карточка «Клуба знатоков истории». Друг подарил. Совпадение… как обычно! — он вновь улыбнулся.

— Где кого высадить? — спросил водитель, когда они проехали мост Александра Невского.

— Меня у Гостиного двора, — первым ответил Андрей.

— Меня на Садовый, — сказала Верочка, глянув на часы, — я тоже к маме забегу и Пашульку очень хочу увидеть. Подарки вот дома оставила. У меня не было времени даже разобрать чемоданы. Ладно, деньжат подкину пока.

Машина остановилась у Мучного переулка. Сестры пошли к маме, а Андрею захотелось пройтись пешком до Невского по Садовой.

Зайдя в Гостиный двор мужчина сразу направился к киоску ювелира. Тот показал несколько цветных рисунков-эскизов будущего изделия. Внизу по стрелкам можно было прочесть, где какой материал использовался, а в самом низу цена с пометкой Ђ 5 %. Одно изображение отвечало внутреннему запросу Андрея и передавало энергетическую сущность образа. Его он и выбрал.

— Отлично! Ваш заказ будет готов через неделю. Оплата наличными. Сейчас нужно произвести предоплату.

— Сколько? Можно в евро?

— Конечно можно в евро, по курсу. 50 тысяч рублей.

— Хорошо, возьмите, — Андрей Петрович отдал ювелиру деньги и вышел на Невский, раздумывая, куда направиться и чем занять три часа до встречи на «Петроградской». Он вновь непроизвольно направился по Садовой в обратную сторону. Этот позыв привел его опять в Мучной переулок. Разные его сердцу места заставляли звучать симфонию воспоминаний. Но, дойдя до Гороховой, Андрей всё отчётливей слышал в этой знакомой музыке новую сильную и волнующую мелодию, которая проросла из кокона, защищающего его от тревог и волнений, и становится не скрытой, а ярко проявленной. Более того, зазвучали скрипки нежностей и страсти. Мужчина понимал, что это проявление и эти скрипки родились в образе Верочки. Кокон, внутри которого пряталось от мира любящее, могущественное и мистическое истинное андреево «Я» не просто дал трещину, он раскололся.

Верочка где-то здесь. Миг, и она выйдет из подъезда в образе Прекрасной Дамы, женщины «эпохи танго». В длинном узком платье с большим боковым разрезом по голени и бедру. Стать, тени под глазами, поворот головы, узкие голые плечи, припухлые детские губы, дрожание ресниц, тонкие запястья, изящная щиколотка в ажурном чулке.

В голове Андрея, как в юности, зашелестел легкий душистый ветерок. Память заговорила стихами, будто этот летний ветерок погнал по луговой траве волны неожиданной беспричинной радости.

«Что с тобой, дружище? Ты видишь её каждый день. И можешь дальше… день за днём… годы. К чему волнение: а вдруг она не выйдет из подъезда, или выйдет другой, чужой…»

Он снова вышел на Садовую, вновь дошел до Гороховой. Пастернаковское точнее всего обрисовывало это смятение:

«В тот день всю тебя, от гребенок до ног,

Как трагик в провинции драму Шекспирову,

Носил я с собою и знал назубок,

Шатался по городу и репетировал».

Уменьшило внутреннюю пафосность названия кафешки на углу: «Тещины блины». Он вспомнил Юлию Станиславовну, свою ровесницу.

«Ну что ж: не вижу причины не попробовать тещиных блинов», — улыбнулся он своим ассоциациям. Закусил несколькими блинами с разной начинкой, выпил чашечку «эспрессо» и вышел на улицу.

«Нет, не следует поддаваться эмоциям. Вот же знак: она там, в квартире, а он и рядом, и на отдалении…»

Он еще гулял то вдоль набережной Фонтанки, то по набережной Мойки, заходил на мосты и неотступно думал о том сне, о трёх женщинах на мосту, о брюсовой «Черной книге».