Малые святцы

Лет шестидесяти уже, наверное, подгуляв где-то, возвращался Павел Григорьевич домой. К дому подошёл, а возле ворот, перегородив ему дорогу, бык стоит. Нет, чтобы просто отогнать, вступил Павел Григорьевич с быком в баталию, начал, ухватив быка за рога, выю ему гнуть. Оба упираются — один другого одолеть не могут. По кругу, как вокруг оси, перетаптываются. Обдристался бык от натуги, а Павел Григорьевич, угодив ногой в бычье опорожненне, и подскользнулся. Воспользовался бык этим и припёр Павла Григорьевича к забору, проткнув ему рогом живот и повредив позвоночник. И задавил бы, может, — крепкая скотина. Но выбежала из дому Евдокия Митрофановна, баба Дуня, и уложила быка наповал из берданки. Двадцать пять лет после пролежал Павел Григорьевич, не вставая, в кровати. Четверть века ходила за ним баба Дуня. Видел я его, Павла Григорьевича, такой момент вот помню: крупный, ширококостый, седовласый дед, с голубыми, как ясное дневное небо, глазами, в белой просторной рубахе, лежит, полуприподнятый, среди цветных подушек и в честь нашего приезда выпивает из горлышка бутылку водки, как я стакан парного молока бы выпил.

— Мороз кляшшый, воробьи на лету, как фуфырики, стекленеют, — говорит отец. — А Павел Григорьевич едет на возу, сено из леса везёт… Градусов пятьдесят. А от Павла Григорьевича пар валит, как от печки. Сидит — полушубок на ём расстёгнут… Без рукавиц, те на коленях. Красный… как собака. А я-то не такой уж вот, я-то вот мёрзну.

«И ты такой же, — думаю. — Я то уж, точно, не такой вот».

Пошёл я после обеда, натеребил из зарода сена вперёд на неделю, натаскал его в сенник. С улицы и уходить не хочется — так здорово. Поскидывал со двора снег, а то слеги могут не выдержать. Прогулялся после по дороге санной до ельника, зашёл в лес. Молчат деревья в ожидании. А у меня от красоты душа сомлела.

Вернулся домой.

Управились мы с мамой. Засветло теперь с управой заканчиваем.

Поужинали картошкой в мундире с груздями да с подъеловиками. Чаю с клюквенным вареньем попили.

Телевизор включили. Выключили его скоро.

Расположились втроём у камина. Я клюкой мешаю угли в нём. Мама чулок свой, натянув его на лампочку, штопает. Отец прислушивается — к нам, к себе, а может, к космосу.

Почитай-ка, — говорит мне мама.

Отложил я клюку, сходил к дивану, взял с его спинки Евангелие, подсел опять к камину, читать начал:

«Я есмь истинная виноградная Лоза, а Отец Мой — Виноградарь…

А также и вы будете свидетельствовать, потому что вы сначала со Мною».

Прочитал, положил Евангелие на камин, опять за клюку взялся. Дрова листвяжные — трещат, стреляют.

— Следит кто? — спрашивает отец.

— Следим, следим, — говорит мама.

— А то натопите тут.

Молчим после — каждый своим делом занимаемся.

Кошки кричат на улице.

— Ну, скотский род, они пошто так разорались-то? — говорит отец.

— А чё им, — говорит мама. — Ори да ори.

— Но ведь не так… а то… как сволочи.

Опять молчим. Не утихают только кошки.

— Гриша у нас на фронте был, — говорит отец. — Такой уж верушшый. А вот фамилию его забыл я… Как время чуть свободное, он на колени где и ну молиться. А под Мценском… уже завечерело… костёр мы развели и воду кипятить на чай поставили… возле лесочка. У костра сидим, греемся. И немцы нас из миномёта обстреливать чё-то вдруг начали… вроде уж как должны угомониться были на ночь-то. Шнапсу, может, перебрали… Нам-то ничё, никого и не задело даже, а от Гриши мало чё осталось… Вот и молился.

— Дак и чё что? — говорит мама.

— Да ни хрена, — говорит отец. — Так чё-то вспомнил.

— Вы как хотите, — говорит мама. — А я спать пойду. Глаза уже слипаются.

Ушла мама.

Отец ещё погрелся, подставляя к теплу то поясницу, то бока, затем и он ушёл к себе.

Дрова прогорели. Скутал я камин. Сел за стол в столовой и написал письмо своей Медведице:

Приеду скоро

.

16

23 марта. Воскресенье.

Неделя 2-я Великого поста. Глас 1-й.

Святого Григория Паламы, архиепископа Фессалонитского (переходящее празднование во 2-ю Неделю Великого поста); мучеников Кодрата и иже с ним: Киприана, Дионисия, Анекта, Павла, Крискента, Дионисия (другого), Викторина, Виктора, Никифора, Клавдия, Диодора, Серафиона, Папия, Леонида и мучениц Хариессы, Нунехии, Василиссы, Ники, Гали, Галины, Феодоры и иных многих (258).

Мучеников Кодрата Никомидийского, Саторина, Руфина и прочих (III); преподобной Анастасии (567–568).

Собор всех преподобных отцев Киево-Печерских (переходящее празднование во 2-ю Неделю Великого поста).

Литургия святого Василия Великого.

Служба по Октоиху и Триоди.

На утрени катавасия «Отверзу уста моя…»

На литургии прокимен, глас 5-й: «Ты, Господи, сохраниши ны…» и прокимен святому Григорию.