Малый трактат о великих добродетелях, или Как пользоваться философией в повседневной жизни

Зададимся следующими вопросами: является ли удовольствие конечной целью любви? Не означает ли счастье конец страсти? Может ли любовь быть счастливой, если объект любви – всегда то, чего нет здесь и сейчас? И может ли длиться счастливая любовь? «Вы только вообразите себе это: мадам Тристан!» – пишет Дени де Ружмон (47). Каждому понятно, что он имеет в виду: конец страсти. Изольда могла оставаться влюбленной только до тех пор, пока меч отделял ее от Тристана и счастья. Иначе говоря, подхлестывает любовь только неутоленная страсть, а страсть сохраняется только до тех пор, пока длится страдание. Любовная тоска есть страдание, и страсть – тоже страдание; в сущности, это одно и то же, вернее сказать, страдание – это галлюцинаторное и навязчивое обострение страсти (по выражению доктора Алленди (48), «любовь – это нормальный навязчивый синдром»), сконцентрированной на определенном объекте, приобретающем в силу своего отсутствия неопределенную ценность. Отсюда все бурные проявления любви, вся эта безумная любовь, отсюда – романтизм, а может быть, и религия (Бог – есть абсолютно отсутствующий объект), отсюда любовь, которая бывает сильна, только если она остается неутоленной и несчастной. «Победа “страсти” над желанием, – указывает Дени де Ружмон, – означает триумф смерти над жизнью». Вспоминается Адель из фильма Трюффо[13]

. Как нам хочется, чтобы она перестала его любить, перестала ждать и страдать! Как хочется, чтобы она исцелилась от своей любви! Но она предпочитает смерть или безумие. В опере Вагнера звучит такая ария Тристана: «В чем моя судьба? Я слышу старую песню: чтобы желать и умереть! Умереть от желания!» Если жизнь – это фрустрация, то чего именно ей не хватает? Другой жизни – то есть смерти. Это логика небытия (подлинная жизнь не здесь, бытие не здесь, бытие – это то, чего у меня нет!), это логика Платона («подлинных философов больше нет в живых»), это логика Эрота. Если любовь – это желание, а желание – тоска по тому, чего нет, то и любить можно только то, чего нет, и страдать от этого, а если что-то получаешь, то это значит, что тосковать по нему больше не надо, но и любить его незачем. Итак, или страсть или скука. Вспомним прустовскую Альбертину. Когда она рядом, он мечтает о другом и скучает. Но вот она ушла – и страсть тут же вспыхивает с новой силой, принося новую тоску и новое страдание! Такова логика страсти – это логика фрустрации, горизонтом которой служит супружество (в мечтах) и смерть (в реальности). Как можно тосковать по тому, что имеешь? Тристан и Изольда, отмечает Дени де Ружмон, нужны друг другу, чтобы гореть, но ни один из них не интересует другого сам по себе; им нужно не его присутствие, а скорее его отсутствие! Отсюда – спасительный меч и добровольное целомудрие, своего рода символическое самоубийство. «То, чего мы желаем, но чего у нас пока нет, – это Смерть; но мы теряем и то, что у нас было, – радость жизни», – восклицает Ружмон. Логика Эрота – это логика Танатоса. «Любовники, сами о том не подозревая, всегда стремятся к одному – к смерти!» – заключает он. Почему? Потому что любили любовь больше жизни. Отсутствие – больше присутствия. Страсть – больше счастья или удовольствия. Не случайно роман о Тристане и Изольде начинается с приглашения читателю послушать прекрасную сказку о любви и смерти. Такими же словами могли бы начинаться «Ромео и Джульетта», «Манон Леско» и «Анна Каренина». И это еще в лучшем случае, то есть тогда, когда имеет место подлинная страсть, а не ее имитация, которая тоже отравляет жизнь и убивает, но уже без всякого величия. Сколько мадам Бовари приходится на одну Изольду?