Малый трактат о великих добродетелях, или Как пользоваться философией в повседневной жизни

Не говоря уже о том, что иногда приходится проявлять терпимость к тому, чего не желаешь ни любить, ни уважать. Неуважение далеко не всегда предосудительно, и бывает, что ненависть приближается к добродетели. Существуют вещи нестерпимые – с ними надо не мириться, а бороться. Но наряду с ними существуют также вещи, достойные нашего презрения и даже ненависти, но требующие терпимого к себе отношения. Толерантного отношения. Эта малая добродетель подходит нам как нельзя лучше: она скроена по нашей мерке, что случается не так уж часто, а в числе наших противников попадаются такие, кого мы заслуженно лишь терпим.

Если простота есть добродетель мудрецов и мудрость святых, то терпимость есть мудрость и добродетель для тех, кто не является ни тем ни другим, то есть для всех нас.

Добродетель малая, но необходимая. Мудрость не великая, зато достижимая.

Чистота

Из всех добродетелей чистота (если это добродетель) – самая трудноопределимая. В то же время каждый из нас по опыту знает, что такое чистота. Но этот опыт, как правило, – чужой опыт, а потому он сомнителен. Например, принято говорить о чистоте некоторых девушек, и меня этот образ всегда трогал. Но откуда мне знать, подлинная это чистота или фальшивая? Может, чистоты в этой девушке не больше, чем во мне самом, просто она выглядит иначе? Так два контрастных цвета, расположенных рядом, кажутся ярче, хотя каждый из них остается тем же цветом, каким изначально и является. Ничего не свете я не любил больше чистоты и ни к чему на свете меня не влекло больше, чем к непристойности. Так неужели я не понимаю, в чем различие между первым и вторым? Как знать, как знать… Вспоминается рассуждение бл. Августина о времени: если никто не спрашивает меня, что такое время, я прекрасно понимаю, что это такое, но стоит кому-нибудь задать мне этот вопрос, как я теряюсь и не знаю, что ответить. Так и чистота – очевидная реальность и тайна одновременно.

Я начал говорить о юных девушках. Действительно, в наше время чистота чаще всего понимается как невинность в сексуальном отношении. По контрасту со всеми прочими? Попробуем разобраться. Девушки, о которых я вспоминал (многие из них озарили мою юность), наверняка не были менее сексуально озабоченными, чем другие, как не были и менее желанными, чем другие. Но они обладали этой добродетелью – или мне казалось, что обладали, – потому что, существуя в смертном и способном к сексу теле, словно светились изнутри, как будто никакая любовь и кровь не могли их запачкать. Впрочем, разве любовь способна запачкать? Это чистота живого человека, это и есть сама жизнь. И они буквально излучали эту чистоту, как будто их тело радостно смеялось.

Но были и другие девушки (еще бы им не быть!), к которым меня влекло (думаю, не одного меня) по прямо противоположным причинам: в них была (мне казалось, что была) какая-то непристойность. Как будто они жили не при свете дня, а в ночи. Они поглощали свет, как умеют делать некоторые мужчины, или, скорее, отражали свет (чего мужчины делать не умеют), зато отличались редкостной проницательностью, умея читать как в открытой книге и в других, и в себе. Для них не было загадкой мужское желание с его грубостью и склонностью к насилию, с его тягой к темному и непристойному: в них были малая толика жизнерадостной развратности и чуть-чуть вульгарности – все то, что так манит мужчин или успокаивает их.

Впоследствии и те и другие постареют и перестанут так уж сильно отличаться друг от друга. Разве что количеством любви, на какое каждая их них окажется способна: любви нет дела до чистоты, потому что только любовь и есть подлинная чистота. Женщинам это известно лучше, чем молоденьким девушкам, вот почему мы боимся их гораздо больше.