Читаем Мама берёт налом полностью

Так про отца я и не знаю, вернее знаю, что он актер в том же театре из которого мама выпорхнула с тяжёлым животом. Она не называла его имени, никогда и это очень глупо и мне как ее дочери даже обидно. Не уж то и впрямь ей казалось, что я, узнав кто он, помчусь к отцу выстраивать семейные линии? Здесь она просчиталась, у меня достаточно гордости и самолюбия, да и если честно я никогда не чувствовала себя ущемлённой из-за того, что меня растит мать одиночка. Говорю же, нам всегда было весело и вдвоем. Правда, мне было порой любопытно, да и она сама частенько пробалтывалась, что он до сих пор работает в этом театре, ну и заглянула я на их сайт, а там как на руку есть фото всех актеров труппы. В надежде распознать по фото сходство со мной, я изучила каждый портрет, хотя сразу знала, что таким образом ничего и не выясню, а знаете почему? – да элементарно, я копия своей мамы, взяла на все сто процентов ее ДНК и все черты лица, те же глаза, волосы и губы. Так что, хрен поймешь кто из тех тринадцати мудаков и есть мой папа.


Она забронировала номер в гостинице, как и упоминалось выше в районе Джумейра, небольшой отельчик двух звёзд, но при этом очень даже современный и стильный, что и немудрено – это ведь Дубай, урбанистический оазис, где две звезды выглядят как все в пять в нашем Шымкенте.

Я не стала спрашивать, откуда у нее деньги на билеты и на отель, боялась напороться на острый угол ее нрава, ведь и так знала, что дела у нас на тот момент были не на вершине. К тому же она взяла большой кредит, чтобы оплатить полную реконструкцию моих зубов, те которыми меня наградила природа были ни к черту и портили весь мой портрет, поэтому без винир было не обойтись.

Мне хотелось спросить, что будет дальше и какой следующий шаг в нашем маршруте, но тут же словила себя на мысли, что и сама особо знать не хочу. Меня и так штормило после полета, а это на минуточку тоже ещё один мой первый опыт, поэтому я выбрала самый правильный для себя вариант – уйти в молчание, и избавить маму от лишних вопросов, дабы видела как и ее колотит тоже, пусть и телодвижения ее не выдавали, но тем не менее я знала, что ей не легко.


Наши дни.

– А вам на тот момент ваши действия с мамой казались нормальными? – слова еле слетают из надутых филлерами уст, под тяжестью инъекций и без того не умный рот еле открывается. – Скажем, вы воспринимали все происходящее как должное, ибо это ваша мать, а раз так значит всё идёт верно?

– Возможно. – мать не очень верное слово, оно уж больно бьет по ушам, даже когда в тексте читаешь, то волей не волей спотыкаешься на эти чёрствые буквы и задумчиво оглядываешься, а может и вправду все самое нежное таиться в том, что кажется на первый взгляд жёстким и неприветливым. – А могло быть иначе? – я отпиваю из того самого выпендрёжного бокала родниковой водицы, что бьёт истоком по трубам спального района, и специально отводя взгляд пялюсь в серые плинтуса.

– Значит это было принуждением? – театрально наклоняется в позе, дабы словить мой прячущийся взгляд.

– Ничего это не значит! – не робко, а тоже рубя томагавком ее якобы выигрышную позицию в суждении нашего устоя. Может ли быть разве хоть какая-то победа в суждениях – здесь нет борца, и нет нокаутированного, ибо нет правды, а значит и правил тоже нет. В суждении увы, участвует лишь одна сторона, и участь ее всегда будет печальна.

– Вы можете… – слабые бронхи выпускают несдержанный кашель, который словно незваный гость тарабанит входную дверь в надежде войти. – Вы можете объяснить свои ощущения на тот момент, и неважно считали вы их правильными или нет, просто что вы тогда испытывали?

– Доверие. – её бровь поднялась якобы в знак вопроса. – Да, доверие!

– Как и положено ребенку, вы полностью считывали все устои через свою мать, изначально. Так как она была с первых дней вашим проводником, и соответственно ее действия какими бы они не были – считались и воспринимались вами как норма. Норма жизни, морали, утверждения себя в социуме.

Делает паузу.

– Это вопрос? – я испытываю ее, как и тех остальных, а она у меня третья, хотя правильнее сказать – третий. Ведь психолог, слово мужского рода и очень даже хорошо, согласитесь, что такие несуществующие слова как – психологиня или ещё хлеще психологша звучат крайне омерзительно. Так что вы теперь в курсе, что она третий психолог. Каждый из них должен был выполнить блестящую работу, полностью настроить меня против моей мамы и дать возможность слить весь мой порыв в слезливые и обвинительные речи, дабы после на каком-нибудь по возможности повторном слушании втюхать это досье в папку прокурора и опять отправить маму отсиживаться в сером угрюмом месте, под названием тюрьма.

Перейти на страницу:

Похожие книги