Мама и Тимофей. Дача

Смотреть надо в оба, а то перехватит машину Марья Трофимовна или Евсей Степанович, конкурирующие фирмы. Куда моим старикам-теоретикам угнаться за своими соседями? У них нет практических навыков земледелия. Марья Трофимовна родом из деревни, а уж про Евсей Степановича и говорить нечего — семь поколений предков-землепашцев за плечами.

Дедушка с бабушкой сидят на летней кухне и читают толстый справочник по садоводству и огородничеству.

— Маша, — говорит дедушка, снимая очки в толстой роговой оправе, — а вот посмотри, тут написано, что смородину надо опылять раствором марганца.

— Где? — вскидывается бабушка. — А здесь сказано, что купоросом.

— Что будем делать? — сокрушается дед.

Вот так всегда. Умные справочники дают противоречивые советы, куст смородины хиреет и вянет на глазах, дедушка с бабушкой прыскают его марганцем и купоросом, выписывают из библиотек все новые и новые книги с советами для начинающих садоводов. В книгах яркие картинки невиданных плодов и ягод. Я люблю рассматривать их долгими летними вечерами, забравшись в старое кожаное кресло и подобрав под себя ноги.

Если закрыть глаза и погрузиться в сладкую воду воспоминаний, память выудит свежее июльское утро, звук радостно-бодрой воскресной радиопередачи, теплые квадраты солнца на крыльце и то несравненное ощущение холодка на босых пятках, когда, позевывая и потягиваясь, шлепаешь по мокрой траве к умывальнику. Умывальник висит на деревянной палке за сараем и издает тонкий мелодичный звук.

Дедушка с бабушкой на веранде заняты серьезным делом. Бабушка всыпает в пятилитровую бутыль ядовито-желтый порошок, а дед помешивает его палкой. Готовится очередная порция отравы против тли. Честно говоря, ядохимикаты помогают из рук вон плохо: тля с них только жиреет, плодится и еще с большим ожесточением жрет смородину. На клубнику нападает гниль, на яблони парша, морковку и укроп душит мокрица… Дети и внуки съезжаются на дачу только в выходные и хотят есть плоды, а не растить их.

И вообще, работать на участке некому, потому как все — руководящее работники.

— Надо прополоть клубнику, — хорошо поставленным голосом морского командира говорит дедушка.

— Конечно, надо прополоть клубнику, — вторит бабущка, бывший руководитель кафедры.

— Надо прополоть клубнику, — соглашается их младшая дочь, начальник отдела.

— Неплохо бы прополоть клубнику, — тянет ее муж, пощипывая жидкую доцентскую бородку.

— Да, клубника совсем заросла… — вздыхаю я. и отправляюсь за письменный стол править очередной репортаж в номер.

— Сколько травы! — радостно восклицает внук Гошка и молниеносно уносится на велосипеде к речке, где его давно поджидают мальчишки.

И бабушка, вооружившись тяпкой, энергично отдавая указания дедушке, отправляется воевать с сорняками. Дед рвет мокрицу с другого конца грядки.

— Физический труд на свежем воздухе, — говорит дед, — очень полезен. Вот я вчера в газете прочитал…

— Конечно, Миша, — вздыхает бабушка. — Мы и живы благодаря… — она с трудом разгибается и тяжело переводит дух. — Мы и живы благодаря этому участку…

Вечерами дед слушает радио. Он сидит в кухне, подперев голову кулаком, и крутит разноцветные ручки транзистора. Сквозь писк, треск и шелуху эфира прорываются в летнюю ночь разные зарубежные «голоса». Дед слушает их по принципиальным соображениям. Каждый день он в обязательном порядке читает газеты «Правда», «Известия», смотрит по телевизору программу «Время» и лишь после этого включает транзистор. Дед как бывший боевой офицер считает, что надо быть бдительным и хорошо знать, что про нас думает враг. А враг, как известно, не дремлет.

Наслушавшись, он резко отодвигает от себя транзистор и начинает излагать бабушке ход международных событий. Бабушка внимательно слушает, кивает аккуратной седой головой и моет в эмалированном тазике грязную посуду, оставшуюся с вечера, посыпая в воду белые крупинки соды.

К середине июля поспевает клубника. В это время дача посещается без особых напоминаний. В выходные вся семья собирается в Ропше за круглым обеденным столом.

Мы едим нежно-рассыпчатую, пересыпанную тонкими ниточками укропа, молодую картошку и, закатывая от блаженства глаза, погружаем ложки в божественную, налитую соком до пузырчатых красненьких верхушек клубнику со сливками.

— Дача держится на стариках, — говорим мы, когда стихает перезвон ложек и шум жевания. — Это никуда не годится. Подумать только — семидесятилетняя бабушка с ее сердцем, почками и отложением солей ползает по грядкам! А дедушка, который при его-то радикулите вынужден таскать такие тяжести!

Всем очень стыдно. Все полны праведного негодования. Что у нас, в самом деле, нет сердца? Или мы такие неблагодарные дети и не любим своих стариков? Пора в корне изменить ситуацию.