Мандолина капитана Корелли

– Вы хотите сказать, что там внизу настоящий скелет? – спросил Яннис, распахнув от восторженного ужаса глаза и думая про себя: было бы чертовски здорово попробовать выкопать его. Ему всегда хотелось иметь настоящий череп.

– Не просто скелет. Человек. Он заслужил свой отдых. Мы положили ему бутылку вина и сигарету, и там нет сварливой бабы, которая начинала бы прибираться, тревожа его косточки, когда ему нужен только покой. Он получил всё, что может желать мужчина.

Спиро вежливо, но недоверчиво кашлянул.

– Не трудитесь пытаться поднять эту дверцу, господин. Я пробовал, и ничего не получилось.

– Да будет тебе известно, – гордо сказал Велисарий, – что я был самым сильным человеком в Греции, если не во всем мире. И насколько я знаю, им и остаюсь. Видите вон ту старую каменную поилку для скота? В 1939 году я поднял ее над головой, и никто этого не сделал ни до, ни после меня. Я поднимал до груди мула с двумя седоками.

– Это правда, правда! – сказал Яннис. – Я слышал об этом. Это кирьос Велисарий спас поселок.

– Дай мне руку, – обратился к Спиро Велисарий, – и ты увидишь, какие мужчины жили на Кефалонии. Не забывай, что мне семьдесят восемь, и представь, каким я был.

Слегка покровительственно улыбаясь, Спиро протянул руку. Велисарий обхватил ее своей и сжал. На лице Спиро чередовались выражения оцепенения, тревоги и ужаса, когда он почувствовал, как трещат и дробятся кости его руки, словно попавшие между камнями пресса для оливок.

– А-а-а! – закричал он, опускаясь на колени и делая другой рукой отчаянные умиротворяющие жесты. Велисарий отпустил его, и Спиро, помахивая рукой, уставился на свои пальцы в панике, что больше никогда не сможет играть.

Велисарий медленно нагнулся и просунул пальцы под железное кольцо. Он чуть отклонился, чтобы вложить в рывок всю свою силу и тяжесть, и вдруг, радостно отдираясь от пола с треском дерева и проржавевшего железа, сорванная с петель дверца, расколов четыре своих доски, взлетела вверх в туче пыли. Велисарий потер руки и подул на пальцы, снова превратившись в усталого старика.

– Прощайте, друзья мои, – сказал он и, волоча ноги, медленно пошел вниз по тропинке к новому поселку.

– Невероятно, – проговорил Спиро, все еще потирая занемевшую руку. – Просто поверить не могу. Вот это старик. А у него сыновья – что, тоже великаны?

– Он не женился – был слишком занят своей силой. А ты знаешь, что Кефалония вначале была местом, где жили великаны? Так у Гомера сказано. И бабушка так говорит. Мне бы хотелось стать исполином, но, наверное, я буду среднего роста.

– Невероятно, – повторил Спиро.

Все, что оставалось запечатано в тайнике почти тридцать шесть лет, находилось в идеальном состоянии. Они нашли старинный немецкий проигрыватель с комплектом пластинок и заводной ручкой; большое, с замысловатой вышивкой покрывало, немного пожелтевшее, но все так же обернутое и проложенное мягкой папиросной бумагой; солдатский ранец, набитый военными диковинками; два патронташа; пачку бумаг, исписанных по-итальянски, и еще одну пачку в черной жестяной коробке, исписанную красивым почерком на кириллице, с заголовком «Собственная история Кефалонии». И был еще там матерчатый сверток, а в нем – футляр с самой красивой мандолиной из всех, что когда-либо видел Спиро. Он поворачивал ее в руках под солнечным светом, изумляясь изысканной окантовке и облицовке, великолепной инкрустации и идеальному мастерству, с каким были выполнены суживающиеся части деки. Он взглянул вдоль грифа и увидел, что шейку не покоробило. Четырех струн не хватало, а оставшиеся, покрытые темным налетом, провисали на ладах, спущенные Корелли для хранения в 1943 году.

– Это, – сказал Спиро, – стоит дороже, чем мемуары шлюхи. Яннис, тебе очень повезло. Береги ее пуще глаза, понимаешь ты это?

Но Янниса в тот момент больше интересовала винтовка «лэнфилд» с таким длинным стволом, что была почти с него высотой. Возбужденный и радостный, он, прижав винтовку к бедру, размахивал ею и стукал Спиро по заднице, повторяя: «Паф! Паф! Паф!» Потом наставил ее на дерево и нажал курок. С ужасающим грохотом, от которого замерло сердце, ружье подпрыгнуло у него в руках, ствол треснул его по лбу, и ветка осыпала его дождем из щепок. Яннис выронил громоздкое оружие, словно оно шарахнуло его током, плюхнулся на землю и разразился слезами от потрясения и испуга.

71. Антония снова поет