Мандолина капитана Корелли

– Агапетон, – сказала она Мандрасу, – это будет жечь сильнее соли. – Он вздрагивал, пока она обвязывала припарки вокруг его ног, резко втягивал воздух, но не жаловался. Пелагия изумилась его выдержке и заметила:

– Не удивительно, что мы победили.

– Как, мы же проиграли? – возразила Дросула. – Макаронники не сумели, так за них это сделал Аттила.

– Гитлер. Но это не имеет значения, потому что на нашей стороне Британская империя.

– Британцы отправились по домам. Мы теперь в руках Господа.

– Я этому не верю, – решительно сказала Пелагия. – Подумай, лорд Нэпир, лорд Байрон. Они вернутся.

– А что вот это все? – спросила Дросула, указывая на сплошные рубцы, воспаленные ямы, алые узоры на теле сына. Пелагия внимательно рассмотрела это жалкое, свежевымытое тело и определила всех паразитов, с которыми ей приходилось сталкиваться, сопровождая отца на вызовы.

– На плече – парша. Понимаешь, она пахнет мышами. Для нее нужны сера и салициловая кислота. Вот это – что-то вроде сотовидного стригущего лишая. Хорошо, что не попало в волосы, а то бы он облысел. Эти красные проколы – телесные вши. Нужно сжечь всю его одежду и побрить его всего, сделай это, чтобы уничтожить яйца, которые они отложили в волосах. Или можно обмыть его уксусом. И смазать эвкалиптовым маслом и парафиновой эмульсией. Сыпь на ногах и руках – это bêtes rouges,[85] от нее можно избавиться с помощью нашатыря и цинковых притираний. В любом случае само пройдет. Вот тут – псориаз, видишь, он кофейного цвета. Средства, которые мы берем для других заражений, здесь тоже подойдут. Если ты побреешь его, ну, понимаешь, там, внизу, он избавится от лобковых вшей. Смотреть я не буду, если ты не против. И у него ужасная экзема на руках и икрах. Нужно будет смазать трещины йодом, если только он у меня найдется, и они заживут, а потом мы просто наложим ему каламиновые примочки, если найдем хоть немного, и будем продолжать накладывать, пока не пройдет. На это может уйти несколько недель. Думаю, можно взять оливковое масло, но только не мазать в паху. Ничем жирным в паху мазать нельзя. А вот эти темно-бордовые отметины – это блошиные укусы. – Пелагия умолкла и увидела, что Дросула в изумлении улыбается ей с высоты своего роста.

– Корициму, – проговорило огромное создание, – ты меня поражаешь. Ты первая женщина, кого я знаю, которая что-то соображает. Иди, обними меня.

Пелагия вспыхнула от удовольствия и, чтобы отвлечь от себя внимание, обняла Дросулу:

– Еще ты, наверное, думаешь, что это за жуткие красные шишки у него на животе и на… хозяйстве. Они у него и между пальцев, но не волнуйся, это просто чесотка. Все лекарства вылечат и это, особенно цинк и сера. По крайней мере, мне так кажется, но лучше спросим у отца, – скромно заключила она.

Дросула махнула в сторону своего сильно ссохшегося сына:

– Видок-то у него не товарный, да?

Пелагия мысленно ругнула себя и сказала:

– Влюбляешься в человека, а не в тело.

Дросула рассмеялась:

– Романтическая трепотня. Влюбляешься глазами и разлюбливаешь глазами, а если хочешь знать, почему мой муженек запал на такую страхолюдину, как я, так это оттого, что у него были странные вкусы, слава Богу и святому. А то бы я до сих пор ходила в девках.

– Ни на секунду этому не поверю, – сказала Пелагия, которая, как и остальные, терялась в догадках, как Дросуле удалось отыскать себе мужа.

На следующее утро измученный доктор Яннис вернулся с горы (да здравствует кофейня!) и обнаружил не только, что в постели его дочери спит похожий на труп мужчина, но и она сама спит в его собственной – вместе с какой-то похожей на скалу бабищей жуткого вида. Дом провонял чесноком, мылом, нашатырем, йодом, серой, нездоровой плотью, уксусом, палеными волосами – короче, пахло деятельной врачебной практикой. Он растолкал дочку и строго спросил:

– Дочь, что это за старик в твоей постели?

– Это Мандрас, папакис, а это его мать, кирья Дросула, вы с ней уже встречались.

– Но не в моей же постели, – возразил он, – и там не Мандрас. Это какой-то кошмарный старик с чесоткой и забинтованными ногами. Я уже посмотрел.

Позже тем же утром доктор Яннис, посасывая трубку и фыркая при каждом предварительном диагнозе и прогнозе, слушал отчет Пелагии обо всем, что она совершила. Закончив, она залилась румянцем, истолковав отцовский взгляд как строгий выговор за самонадеянность. Потом он прошел в комнату и тщательно осмотрел пациента, обращая особое внимание на ноги.

Он ничего не говорил, пока не взялся перед уходом за свою потрепанную шляпу. Пелагия нервно мяла тряпку, ожидая приступа бешенства.

– Если бы я умел готовить, – сказал он к ее изумлению, – я бы поменялся с тобой работами. По сути, я мог бы отойти отдел. Молодец, корициму, я еще никогда не был так удивительно горд. – Он поцеловал ее в лоб и театрально отбыл, пристально вглядываясь в небеса, словно ожидая бомбардировки. Ему нужно было присутствовать на заседании Комитета обороны в кофейне.

Дросула, глядя сверху, улыбалась Пелагии, которую настолько переполняли облегчение и удовольствие, что у нее дрожали руки.