Мандустра

У меня есть друг, в то время у него была баба, которая училась в том же институте, что и я, а у этой бабы была подружка, которая сама любила закинуться колесами, и они у нее почти всегда были. У нее-то я их и доставал. И вот однажды она принесла мне попробовать другие колеса — циклодол, всего один листик — 10 штук. Первый раз я съел три колеса, и, к моему разочарованию, никакого эффекта не было; на следующий день я съел еще четыре, появилось какое-то странное легкое опьянение и больше ничего. Полное говно, решил я. Но оставшиеся три выбрасывать было все же жалко, и я их съел. Я лег на диван и стал читать статью в газете про то, как героические менты на вертолетах, машинах и еще чем-то (хорошо не на танках) отлавливают безоружных сборщиков травы. Я увлекся чтением этой лажи и вдруг заметил, что появилось какое-то необъяснимое удовольствие, по телу проходят волны кайфа, цвета стали ярче. Я лежал и охуевал от этого, я не испытывал ничего подобного раньше (не могу этого объяснить, но и потом тоже, даже сейчас от героина), потом я пошел погулять и еще долго находился под впечатлением от пережитого состояния.

Так я впервые поймал настоящий кайф, сложно поверить, от сраного циклодола. Потом я еще несколько раз доставал циклуху. Мазепам и ему подобное интересовали меня теперь мало.

Однажды я копался у одного дружка в аптеке в поисках колес и обнаружил фурик с надписью «эфедрина ГИДРОХЛОРИД 3 %». Я знал что из эфедрина можно варить мульку, но это какой-то гидрохлорид да и как это делать, я не знал. Я попытался его забрать, но дружок, гад такой, назначил за него цену — червонец. Я стал торговаться, и в результате мы сошлись на том, что я когда-нибудь достану колес и угощу его (до сих пор достаю).

Но у меня не было баяна, и я не знал, как готовить.

Однажды после успешной сдачи экзамена я шел из института и решил зайти в аптеку в студгородке, я слышал, что одноразовые баяны можно купить без рецепта.

Я зашел в аптеку и спросил:

— У вас есть одноразовые шприцы?

— Нет.

— А стеклянные только по рецепту?

— Только по рецепту.

Я уже собрался уходить, но вдруг меня осенило.

— Понимаете, — сказал я, — мне подарили паркеровскую ручку с золотым пером, — с этими словами я с понтом полез во внутренний карман — будто там правда что-то лежало, — а она с чернильными баллончиками, наши баллончики к ней не подходят, а родные кончились и заправить их негде.

Пурга, которую я промел, вроде начинала действовать.

— А что, пипеткой нельзя заправить? — сделав рожу чекиста, спросила аптекарша.

— Нельзя, она не пролезает в горлышко, — ответил я.

— А вам какой шприц? — все еще с недоверием глядя на меня спросила аптекарша.

— Да какая разница, любой! — стараясь сделать максимально невинную морду, ответил я.

— Ну ладно, выбивайте.

Так я купил свой первый баян.

Баба моего друга, о которой я упоминал, в свое время год сидела на мульке, потом завязала и стала ярой противницей торчания, но больше узнать технологию варки было не у кого. Однажды она попросила меня принести ей для какой-то ее подружки бланки допусков, потому что у той начинались проблемы из-за прогулов.

Я ей пообещал, но когда принес, сказал:

— Услуга за услугу — ты мне рассказываешь, как варить, и допуски твои.

После недолгого препирания ей все-таки пришлось рассказать.

Оставалось только найти — с кем.

Я предложил одному своему одногруппнику и собутыльнику, и он на удивление сразу же согласился.

Мы пришли ко мне, и я стал варить. Уколов я тогда боялся дико. Один вид баяна да еще с толстой иглой приводил меня в ужас, как орудие пытки. Кроме того, осознание, что то, что я нахимичил, сейчас пойдет мне напрямую в кровь и это нельзя будет даже выблевать, настроения явно не поднимало. Если бы я был один, я бы пересрал, но мне было стыдно перед другом, и отступать было некуда.

Я отдал ему ключи от квартиры, выключил на всякий случай телефон, и сказал:

— Если со мной что-нибудь случится, забирай баян и съебывай. Никакую «скорую помощь» не вызывай.

Я закатал рукав, надел перетяжку и отвернулся. Вначале я почувствовал резкую боль от иглы, потом заметил, что что-то стало меняться, потом почувствовал, что будто на голове появился какой-то обруч. И я закрыл глаза.

Друг вынул иглу и прижал место укола ваткой. Я сидел молча.

— Тебе плохо? — спросил дружбан.

— Нет, мне хорошо, меня прет! — почти заорал я.

Было 9 марта 1987 года. Так я впервые вмазался.

Кстати, несмотря на то, что мулька понравилась моему дружбану, он больше никогда не вмазывался.

Второй раз я вмазался мулькой через некоторое время после первого раза. Постоянного канала на эфедрин у меня не было. Я снял бабу в «Молоке» и познакомил с ее подружкой одного своего дружбана. Эта баба работала медсестрой, и мы попросили ее достать эфедрин в ампулах. Она отнеслась к этому отрицательно, но сказала только одно: «Зря ты этим занимаешься», и посмотрела на меня с сожалением. Тогда впервые я испытал чувство стеснения от того, что торчу.

Но больше всего удивил меня дружок.

Я начал варить, а он сказал странную фразу, которой я не придал значения: