Мани и манихейство

Для обозначения этих хорошо нам знакомых образных выражений, таких как «тьма», «тюрьма», «опьянение», «дремота», «пробуждение» и т. д., используется словосочетание «гностический искусственный язык». Для определения древности и происхождения гностической религиозности значимо то обстоятельство, что многие из этих выражений, в конце концов ставших употребляться в чисто техническом смысле, имеют индоиранский контекст. Однако еще важнее то, что в индоиранской религии обнаруживается именно такое отношение к материальному миру, которое составляет предпосылку для употребления этого гностического языка. Индоиранская религия на самом деле проявляет — разумеется, наряду с другими тенденциями — определенную склонность к пессимистическому мировоззрению, к презрению и отвращению к материальному бытию, стремление к Иному миру с вытекающим отсюда аскетизмом, и сильное влечение к бегству от мира. Эти тенденции, характерные для Индии, развиваются в путь спасения, называемый jnдnamдrga, путь познания, так как он строится на спасительном понимании того, что душа, вtman, тождествена Великому Атману или Брахману.

2. Душа как средоточие спасения

Типично, что эта религиозная система делает объектом деятельности по спасению душу, — действительно, это весьма характерно для индоиранской религии.

В 141 главе коптских Глав говорится о восхождении души после смерти: «Как скоро душа покинула тело, она видит своего избавителя и спасителя; она поднимается, вместе с образом, μορφή (формой), ее господина и тремя ангелами, которые находятся при нем, предстает перед Судьей Истины и добивается победы».

Здесь, собственно говоря, «слиты воедино два сополагающихся и взаимоисключающих представления» (Polotsky). Согласно одному из них, душа уже при восхождении одерживает победу благодаря образу света вместе с тремя ангелами, в то время как в другом месте Глав

(VII, s. 36, 12–21) говорится: «Но пятый отец суть образ света, который является каждой душе, покидающей тело, по подобию явления апостола, вместе с тремя великими, прекрасными ангелами, которые приходят с ним: первый, держа в руке награду за победу; второй, неся светлые одежды; третий — тот, кто несет диадему и венок и корону света. Это три ангела света, приходящие с этим образом света и являющиеся вместе с ним избранным и новообращенным».

Этот образ света, называемый здесь «пятым отцом», является проявлением Нуса, как тот открывает себя в «апостоле». Итак, таково представление о действиях спасителя, воплощающегося как в Иисусе, таки в Мани и во всех вестниках божественного откровения. Три сопровождающих ангела появляются и в других описаниях, а вручаемые ими дары заслуживают нашего внимания. Они таковы: награда за победу, светлые одежды, диадема и венок вместе с короной света.

Награда за победу означает, что спасение души из- под власти тела рассматривается как победа Нового Человека над Ветхим. Эту борьбу с Ветхим Человеком можно понимать либо как состязание, либо как процесс. В последнем случае решение зависит от судьи. Умершая душа объявляется «оправданной» перед трибуналом, символический язык, истоки которого уходят в правовые отношения Ближнего Востока.

Однако светлые одежды и прочие символы однозначно указывают на индоиранскую культуру. В манихейских гимнах на средне-персидском языке описывается, как для души праведника после смерти подготавливается зал, talvдr, трон, gдh, и венок, pusag, диадема, dлdлm, а также готовят одежды, yдmag или padmцian (М 77, Т 11, D 79 и т. д.). Здесь мы встречаем древние арийские эсхатологические образы. В индийских Упаиишадах, прежде всего в Кауишташ-Упанишаде,

зафиксированы точно такие же представления о небесном зале, одеждах, венке, диадеме и троне. В древне-иранской литературе, как установили современные исследования, совершенно идентичные описания содержатся в Вендидаде (19, 31–32).

3. Эсхатология

Индийская эсхатология не была бы по-настоящему индийской, если бы она не рассчитывала и на прекрасное женское существо, которое встречает праведника на небесах, brahmaloka. Манихейские гимны также не отказываются от райских дев. Мы вспоминаем о том, что и в манихействе праведник после смерти встречает свое собственное высшее Я в облике чудесной, божественной девы, которая ведет его по пути в рай. В том же самом согдийском фрагменте мы находим, что после смерти навстречу праведнику выходит не меньше 80 женских ангелов, украшенных цветами, призывая его идти прямо к раю света, чтобы обрести там радость (BSOAS XI, s. 476f.).

Это одна из самых впечатляющих сцен иранской эсхатологии, когда в Хадохт Наск праведный почивший встречает свое высшее Я в облике прекрасной пятнадцатилетней девушки, которая сообщает ему, что она daлnв (средне-персидское dлn) мертвого, то есть его душа или его дух. Здесь совершенно отчетливо видно, что манихейство заимствовало это представление и символ из древне-иранской эсхатологии.