Маньяками не рождаются (СИ)

Пришлось расстаться еще с одной бумажкой. К самолёту прошли через депутатскую комнату без всяких эксцессов, если не считать того, как проснувшийся Шизик поднял руку вверх и до самого самолета пел гимн. Он выводил проникновенно слова из бывшей главной песни развалившейся страны. Пел он про партию Ленина, мудрую и ведущую их к счастливой жизни. Хотя та жизнь была не похожа на теперешнюю, свободную для криминала житуху. Стало братков, как грибов, на поляне летом. Все они кормились на виду дорогого народа за счёт тех, кто пытался наладить свой бизнес во внезапно рухнувшей стране. Почему-то промышленность перестала существовать, или же агонировала из последних сил. Прошла массовая приватизация предприятий, магазинов, ресторанов. И вместо того, чтобы блистать под эгидой новых экономических отношений, предприятия чахли, как трава на асфальтированной территории. Перед самолётом, длинный закрыл рот ладошкой певцу. Тот побагровел от негодования и попытался встать. Мокрые штаны создавали неудобство. Коротышка огляделся по сторонам и, наконец, понял где находится. Икая, он попытался произнести речь:

- Я, ик, желаю, ик, господа, объясниться с народом, - он показал на двух дежурных, стоящих у тележки.

- Заткнись, - буркнул оратору вперед ведущий длинноносый. - Заткнись, или я оставлю тебя на лётном поле.

- Понял, - ик, ик, - икал толстяк.

В конце концов, добавленные купюры втащили обоссанного фраера в самолет и он оказался у окна третьего ряда, зачехлённых кресел. Стюардесса, получив свою долю, пыталась урезонить беспокойного пассажира. Все было бесполезно. Упрямый певец жаждал продолжить концерт в самолете. Он затянул фальшивым пьяным фальцетом:

"Хаз - булат удалой".

Длинный неожиданно принял несанкционированные меры. Он ребром ладони вырубил орущего дружка и тот, свесит голову на грудь, ягнёнком продолжал свой путь до самой Перми.

Веру удивило жестокое выражение лица Павла и испугало его нападение на неё. Кроме того, она почувствовала, что вокруг неё плетётся паутина лжи. Мать была в заговоре с сыном. Вначале Вера решила просто не разговаривать с ним, дать понять, что происшедшее омерзительно. Она хотела бы услышать правдивое объяснение по поводу его отсутствия в воскресенье. Когда она услышала об убийстве девчонки, у неё перед глазами почему-то возникло лицо Юли.

- Тоже убитой, - мелькнула подленькая мысль. - Но при чём тут Павел? - строго остановила она себя.

Попытка молчания не удалась. Он на другой день подошёл к ней и зарылся в подол платья, домашнего, широкого в складках. Как маленький ребёнок умоляюще смотрел на нее и повторял:

- Прости, меня, любимая. Сорвался. Встретил холостяков-приятелей, пошли в кабак и я забыл о времени. Очутился на чужом диване в квартире друга. Они меня в таком состоянии не отпустили домой. Ну что здесь такого особенного? - умоляюще произнес грешник, раскаивающийся. А грехи надо прощать, - так написано в святом писании.

Она смотрела на него, этого большого избалованного ребенка и чувства жалости оттолкнуло все другие, до сих пор не дающие ей покоя подозрения и желание наказать его. Потом была шальная ночь примирения и снова установились прекрасные теплые супружеские отношения. Он играл с дочкой. Носил её на плечах, она визжала от радости, катался с нею по ковру, на четвереньках догонял ползающую малышку. Ходил исправно на работу, приносил жене подарки и обязательно цветы. Она нюхала нежный аромат белых бутонов нераспустившихся роз и её душу заполняла нежность. Вера реже стала плакать при воспоминании о сыне. Казалось, что мир и благодать отметили семью с тяжёлым грузом прошлого. Резвая девочка отнимала все её время. Павлу приходилось мириться со столь безумной любовью к ребёнку. Вера была с ним только тогда, когда дочь спала. Жили они в роскоши, ей больше не приходилось бегать по магазинам, стоять в очередях, так как полки продовольственных и промышленных товаров были пустыми. Все распределялось по граммам на человека. И тут надо отдать должное семье Павла, они прекрасно находили выход из положения. Иногда нежеланные мысли посещали её усталую голову, вспоминался Василий, несмелый, любящий её без памяти, потерянный ребёнок, но чем больше проходило времени, тем дальше прятались в потайные уголки сознания крамольные для неё мысли. Она сразу отгоняла их прочь, занявшись чем-то неотложным для сегодняшнего дня. Мысли о работе были оставлены навсегда. Пройденный этап ее жизни, невозвратный, да и ненужный. Обеспеченность дала возможность забыть о былых поисках своего "я". Теперь она целиком посвятила себя семье. Особенно дочери. Ей теперь казалось ошибкой замужество за Василием. Она просто не рассмотрела влюблённого в нее Павла. Ошибка исправлялась жестоко, но все же исправилась. Однажды в кабинете Павла в его отсутствие зазвонил телефон. Обычно ему звонили на мобильный. Вера прошла к столу и взяла трубку.

- Это Гейша, ты слышишь, Павлик? - надрывался голос в телефоне.