Манюня пишет фантастичЫскЫй роман

— Мария! Я тебе мигом организую пурдикулез, если ты и дальше будешь морочить мне голову, ясно? — вскипела Ба. — Вон, Наринка сидит тихой мышкой и не перебивает меня! Тебе что, сложно две секунды помолчать?

— Наринка молчит, потому что она не придумала такого страшного заболевания! — обиделась Манька. — И вообще две секунды помолчать и я могу. Но как можно молчать, когда в мире такие жуткие дела творятся?

Ба отложила альбом и сложила руки на груди:

— И какие такие жуткие дела в мире творятся?

— А вот какие. Кругом пурдикулез, и, может, мы им давно уже болеем! И даже не знаем, что это за заболевание такое!

— А какие синктомы у этого заболевания? — От испуга я вспомнила слово, которое часто употреблял папа, когда рассказывал о каком-нибудь недуге.

— Сказано: страшные. Ты чего, человеческих слов не понимаешь? — постучала по лбу Манька. — Может, пятки, там, чешутся, или в животе урчит!

У меня мигом зачесались все пятки и грозно заурчало в животе.

— И чего делать? — тоненько мявкнула я. Признаваться, что все признаки коварного пурдикулеза у меня прямо-таки налицо, я побоялась.

— Не ну что за балбески такие беспросветные! — всплеснула руками Ба. — Нет такого заболевания и быть не может, ясно? А от чесотки в пятках или урчания в животе никто еще не умирал!

— Ура! — обрадовалась я.

Манька радоваться даже не собиралась — она сварливо сопела и переводила рассерженный взгляд с меня на Ба. Сразу видно было, что моя подруга сильно обижается за пурдикулез. Ну не может же быть такого, что название есть, а заболевания нет!

Ба несколько секунд рассматривала взъерошенную внучку, потом хмыкнула:

— Прямо олух царя небесного, а не ребенок!

— А почему олух? — удивилась я.

— Потому что глупости говорит!

— И ничего не глупости, — упрямо замычала Манька.

— Подожди, Мань, — перебила я ее, — но почему олух? Она же девочка!

— Кто?

— Ну, Маня-то девочка! Это мальчиков можно называть олухами. А нам-то надо говорить по-другому!

— И как это по-другому? — прищурилась Ба.

— Олухки? — предположила я.

— Дяяяяяяяя? — Ба с кряхтеньем наклонилась и сдернула с ног вязаные носки. — Вспотеешь в светских разговорах с вами!

— Может, олушки? — подала голос Манька. — Или олушочки?

Ба положила один носок на другой, скатала в причудливый комочек и убрала в карман фартука. Нащупала резинку в волосах, затянула выбившиеся пряди в хвостик.

— Олушочки — это вы в точку, — хмыкнула она. — Обе-две олушочки! Счастья полные штаны! — И, увидев наши вытянувшиеся лица, тут же предостерегающе подняла руку. — И не надо мне тут демагогию разводить из-за полных штанов, ясно? Это выражение такое, ничего более! Пойду готовить мясо, а то заговорилась я тут с вами.

Как только Ба вышла из комнаты, Манька тут же метнулась к письменному столу, выдернула какую-то тетрадку и вывела крупными буквами на пустой странице: «ПУРДИКУЛЕЗ». Потом стала быстренько что-то записывать.

— Ты чего? — заглянула я через ее плечо.

— Пишу, чтобы не забыть. Потом твоего папу спрошу. Уж он-то точно знает, есть такое заболевание или нет.

И, крепко надавливая указательным пальцем на ручку, Манька вывела под «ПУРДИКУЛЕЗ-ом»: «Смертельное забаливание!!! Чешуться пятки и живот урчит». Поразмыслила чуть-чуть, вздохнула и перед «урчит» добавила «б».

— Надо, чтобы бурчал, а не урчал, — объяснила она, — «бурчит» звучит страшнее, так?

— Аха, — выдохнула я. — Вообще-то, Маньк, когда ты говорила про синктомы, ну, там, про пятки чешутся или живот бурчит, у меня все так и было.

— Да? — оживилась Манька. — А ну-ка ложись на мою кровать. Ну как? Пятки чешутся?

Я пошевелила пальцами на ногах и крепко прислушалась к пяткам. Они у меня мигом зачесались.

— Чешутся, — жалобно протянула я.

— Ага, — оживилась Манька, — а живот бурчит?

Я открыла рот, чтобы сказать «нет», но мое «нет» затонуло в воистину катастрофическом урчании, которое издал мой живот!

— Да что за наказание такое! — запричитала я.

— Ничего, Нарк, не бойся, мы тебя мигом вылечим. Ты, главное, скажи: тебя тошнит?

Ну и как вам это нравится? Стоило моей подруге спросить, тошнит меня или нет, как меня мигом затошнило. Я свернулась калачиком, горестно подтянула колени к груди и обхватила их руками:

— Тошнит, ага!

Манька вывела в тетрадке «тошнит» и озабоченно уставилась на меня.

— А голова болит?

— Болит! — заплакала я.

— Все синктомы как от пурдикулеза! — покачала головой Манька. — Пойдем вызывать скорую.

— Какую скорую? — испугалась я. — Никакой скорой мне не надо, я без скорой выздоровею. Обещаю.

— Какая же ты трусишка! — погладила меня по голове Манька. — Ну ладно, раз ты так боишься скорой, давай дождемся, пока твой папа вернется с работы, и спросим у него, чем тебя лечить надо. Думаю, марганцовогого отвара будет достаточно.

— Это что за отвар?

— Сама не знаю. Что-то на марганцовке, горькое и противное, — обнадежила меня Манька, вывела под симптомами заболевания «лечить пративным атваром марганцовывым», вырвала листок, сложила его и убрала в карман брюк. — Теперь главное — дождаться дяди Юры. Потому что если ты не дождешься и так умрешь — мы тебя вжисть не вылечим!