Манхэттенский ноктюрн

Итак, я, усевшись в свое рабочее авто, черный «крайслер империал», двинулся прямиком в Бруклин. Несколько лет назад, еще начинающим репортером, я ездил на старой, перекрашенной полицейской машине с утяжеленной подвеской и усиленным двигателем. Потом у меня был маленький «форд», не доставлявший хлопот с парковкой, не считая того, что как-то вечером в Квинсе тридцатитонный мусороуборщик проехал на красный свет и ударил мой «форд» прямо в нос. Водитель выпрыгнул из машины и сразу встал в боксерскую стойку, но, увидев, что я не вылезаю из кучи металлолома, сорвал лопату со своего мусоровоза и с остервенением начал лупить ею в мою дверцу. Из этого вышла неплохая заметка, а я зарекся ездить на малолитражках. Лайза с детьми не ездит на «крайслере», во всяком случае, я этого не видел. Она пользуется «вольво», взятом напрокат, а поэтому я могу быстро менять машины, что и записано в контракте с местной фирмой. Некоторое время назад мы решили, что нам следует принять кое-какие меры предосторожности: хотя бы поставить дома электронную систему безопасности и засекретить свой номер телефона. В адресном справочнике детского сада, куда ходит моя дочь, не указан наш адрес, и вдобавок я дал учителю фотографию Джозефины – это приходящая няня дочери – на случай, если днем, когда она заходит за девочкой, возникнут какие-то неотложные вопросы. Кроме того, в дом проведены две добавочные телефонные линии с определителем номера, регистрирующим входящие и исходящие звонки. Ежедневный тираж газеты 792 тысячи экземпляров и больше миллиона по воскресеньям, так что читателей, как вы понимаете, хватает. И читателей, подчас весьма сердитых. Уверенных, что они знают, как обстоят дела, и порой сообщающих кое-что об этом: полицейские покупают наркотики, где находится тело, что делает директор школы с восьмиклассницами. Это звонит осведомитель. А случается, и недовольный: «Вы, кажется, забыли упомянуть о расовой принадлежности обвиняемого! Вы что, любите негров?» Люди воображают, что я могу для них сделать что-то. Возможно, что и так, но на моих условиях. У семьи Рена нет домашнего адреса. Вся наша почта приходит в газету, в специальный почтовый отдел, и любая подозрительная вещь, к примеру, большая коробка, подмокший конверт и всякое такое, попадают в руки ребят из службы безопасности. Я получал немало разных посылок, и зловещих, и трогательных: пистолеты, пули, шоколадный кекс, презерватив, набитый собачьими клыками (кстати сказать, этой символики я не понял), влажную сумочку со старыми детскими рисунками, обыкновенную дохлую рыбу, стопку китайских денег, золотое обручальное кольцо с выгравированным внутри именем покойного мужчины, отрубленную голову цыпленка, порнографические фотографии и соответствующие аксессуары (чаще всего огромные двухконечные пенисы), газетную вырезку с моей заметкой (изорванную в клочья, залитую черной краской или исписанную ругательствами), пакет с кровью (свиной, как сказали в полиции) и три Библии. Мне, конечно, следовало бы равнодушно относиться к этой чепухе, но что-то не получается. В глубине души я – дитя предместий и легко пугаюсь. Так что я принимаю все мыслимые меры предосторожности. Возможно, они излишни, а может, и не совсем. Нью-Йорк – это место отнюдь не радужных перспектив.