Манная каша

Он сел в соседнем ряду, за парту около окна, но вскоре встал, подошел к Грете и вежливо попросил ее куда-нибудь пересесть, потому что она заслоняет ему свет. Она удивилась – ведь этого не могло быть, но послушно пересела подальше. Сидела тихо мирно, мечтала о рекламе и дизайне. Но Ганс опять забеспокоился. Нашёл её и сказал, что у нее очень громко тикают часы и мешают ему сосредоточиться. А у Греты никаких часов не было. Но на всякий случай она пересела в самый дальний ряд. Через несколько минут Ганс опять всполошился и обратился к профессору Гусенице. Он объявил, что если сейчас же не прекратится шелест страниц в аудитории, он экзамен сдавать не будет. Он уже наслушался шелеста тараканьих лапок! Профессор растерялась и захлопала губами. Грета решила, что юноша в голубой футболке – капризный и вредный. Нет, ничего другого ей тогда не пришло в голову! Гусеница прижала руку к сердцу и сказала, что она не в состоянии прекратить шелест страниц, пусть он её извинит. Услышав язвительный ответ Ганс вышел, хлопнув дверью. Тогда Грета и догадалась обо всём! То есть не обо всём, но одну вещь она поняла точно. Воспитание ни при чём! Когда он хлопал дверью, у него был больной и побитый вид. Он уходил, низко склонив голову, как будто она была слишком тяжела. Грета воочию увидела и даже почувствовала, как сильно у него болит голова. И поняла: чтобы развернуть события ко всеобщему удовольствию, ему нужно дать лавлальгин и усадить обратно за парту. Грета догнала его, успокоила, привела назад, растолковала про голову профессору Гусенице, сбегала в киоск за лавлальгином. Но он всё равно получил двойку. Он считал Сольвейг, Карлсона и Снежную королеву лишними людьми – ну что ты будешь делать? Другие так не считали, а он считал, и почитал себя в праве считать по-своему. Он и землю считал некруглой. Просто из свободомыслия. Но в тот день Грета ещё не знала про землю. Она утешала его, уговаривала не отчаиваться, угостила пивной манной кашей. И пригласила погостить в Раёво.

3. Этикетки

Летом на набережных Мурены (это наша Шуры-Муромская река, такая широкая, такая глубокая, что я замираю и теряю дар речи на этих набережных) жарит солнце, цветёт шиповник, кувыркаются чайки, мелькают цветные паруса. Здесь же бесцельно полоскаются, млея от света и тепла, совершенно невинные мочалки. В головах у мочалок в это время так пусто и звонко, что они даже пританцовывают. Бывает, им вообразится бесконечная, безмятежная, полная удивительного и радостного невесть чего предстоящая жизнь. Но это не мысли, а так, настроение. Проникнувшись настроением, мочалки подходят к пёстрым лоткам и угощаются манной кашей, стараясь выбрать сорт, какой раньше не пробовали. Таким образом полоскались, бывало, и Грета, и Клара. Да что там! Таким образом в своё время полоскалась и я, Ваша старательная авторша. И ничуть не стыдно, напротив, жаль! Жаль что теперь я всё больше за пультом компьютера, всё реже по набережным…

Только Грета, отведав новый неведомый сорт манной каши, потихоньку, так, чтобы Клара или прохожие муромчане не заметили, прятала этикетку в карман. Дома вынимала, мыла, разглаживала и помещала в особый альбом. Вписывала дату. Отметим, что коллекционирование – не такое уж безобидное увлечение. Корни его уходят в алчность, в страсть владения миром. Пусть спичечные коробки – зато все на свете! Коллекционер потихоньку упивается величием.

Марки заменяют ему целые страны и содержащиеся в них сокровища. Настоящая сублимация «владимирской страсти»! Термин «владимирская страсть» впервые употребил видный наш лавландский учёный Геракл Моржсон. Термин происходит от имени индийского революционера, которое переводится «владеющий миром». Этот Владимир счёл своим долгом оправдать данное ему имя и экспроприировать мир. Но его застрелили отравленной стрелой. Остались только мумия и термин, очень, кстати, точный. А нумизматика! Монеты постыдно откровенно символизируют деньги. Все на свете деньги, да ещё всех времён! А чем тщеславится библиофил? Вся премудрость земная в его руках! Библиотека, между прочим, – кунсткамера с заспиртованными головами. Наша Грета собирала этикетки от манной каши – всю негу и сладость земную, наподобие алчной пчелы. И с Гансом она обошлась нехорошо, тогда, в августе. Растревожила, расстроила, а к сентябрю уже забыла о его существовании.

Грета вернулась из Раёво ближе к осени, накануне начала занятий. Дорогой в легком быстроколёсом поезде мечтала о рекламе и дизайне.

Я могла бы не упоминать о набережных – теперь уж поздно, но могла бы и воздержаться – но ничего не сказать о железной дороге – выше моих сил! Железная дорога в нашей Лавландии совершенная! Поезда чистенькие, аккуратненькие, как игрушечные. Да что там! Даже начальник поезда в форме – как игрушечный. И кондуктор…