Маннергейм и блокада. Запретная правда о финском маршале

После возвращения Талвела в Финляндию он доложил о результатах своей поездки Маннергейму. После этого финские военные незамедлительно приступили к планированию военной кампании против Советского Союза. Обрадованный успехом, 1 января 1941 года Талвела записал в своем дневнике: «Надеюсь, что наступивший год принесет возможности вместе с Германией разбить рюсся. Тогда, может быть, осуществится моя давняя мечта о Карелии». А несколько дней спустя Маннергейм лично отправил благодарственное письмо Герингу, выражая ему признательность за внимание к финским интересам. Одновременно финский военный атташе встретился в Берлине с главой Генерального штаба Люфтваффе генерал-лейтенантом Боденшатцем, который заявил, что немецкие войска не уйдут из Северной Норвегии и в случае чего будут сражаться вместе с финнами, а также выразил уверенность в том, что Финляндия в обозримой перспективе вернет себе потерянные территории. Намеки были яснее некуда. И в Хельсинки к ним с удовольствием прислушивались.

К этому моменту «Директива № 21», больше известная как план «Барбаросса», уже увидела свет. В ней, в частности, говорилось: «Важнейшей задачей 21-й армии во время Восточной кампании остается оборона Норвегии. Имеющиеся сверх того силы (горный корпус) следует использовать на Севере прежде всего для обороны областей Петсамо (Печенга) и ее рудных шахт, а также трассы Северного Ледовитого океана. Затем эти силы должны совместно с финскими войсками продвинуться к Мурманской железной дороге, чтобы парализовать снабжение Мурманской области по сухопутным коммуникациям. Будет ли такая операция осуществлена более крупными силами германских войск (две-три дивизии) из района Рованиеми и южнее его, зависит от готовности Швеции предоставить свои железные дороги в наше распоряжение для переброски войск. Перед основными силами финской армии будет поставлена задача в соответствии с продвижением германского северного фланга сковать как можно больше русских войск, наступая западнее или по обеим сторонам Ладожского озера и овладеть полуостровом Ханко

». Вопрос о том, примет ли Финляндия участие в войне, для немцев даже не стоит. В Берлине уверены: примет, никуда не денется. По всей видимости, основания для такой уверенности имелись.

И действительно: вопреки распространенному мнению, движущей силой сближения двух стран во второй половине 1940 года были не немцы, а финны. Как писал в своей книге, посвященной германо-финским отношениям тех месяцев, финский историк Мауно Йокипии, «поток информации шел в это время только в одном направлении: от финнов, которые просили помощи, в сторону Германии

». Талвела, практически постоянно находившийся в Германии, добивался встречи с высокопоставленными руководителями Третьего рейха и рассказывал всем, кто был готов его слушать, о тяжелой судьбе маленькой северной страны и о готовности к сотрудничеству. В каком-то смысле это немцы шли навстречу пожеланиям финнов, а не наоборот.

В конце января 1941 года военные обеих стран начали работу над составлением совместных планов операции против Советского Союза. С финской стороны этот процесс, разумеется, курировал Маннергейм. Начальник финского Генштаба генерал Хейнрикс вел переговоры с Гальдером по его прямому поручению.

Одновременно Маннергейм обрабатывал финских политиков, особенно тех из них, кто справедливо опасался участвовать в военной авантюре. Маршал предупредил главу финского правительства, что страна ни в коем случае не может оставаться нейтральной – ей все равно придется вступить в войну, но в более невыгодных условиях. Маннергейм рисовал перед политиками химерическую картину войны на два фронта – одновременно и против русских, и против немцев. Несмотря на то что подобная ситуация была страшно далека от реальности, ему удалось добиться своих целей. Усилиями маршала Финляндия стремительно двигалась навстречу союзу с Третьим рейхом.