Существовал и еще один фактор, о котором предпочитают умалчивать: значительное число финских солдат попросту отказалось пересекать старую границу. Они считали, что «освободительный поход» закончен. Явление принимало массовый характер и вынудило Маннергейма вмешаться лично. «
Именно этими причинами объясняется и отказ Маннергейма от совместной с немцами операции в направлении Тихвина. 7 сентября финские войска вышли к реке Свирь и в нескольких местах форсировали реку. Однако на предложение Кейтеля продолжить наступление в южном направлении Маннергейм ответил отказом. Этот отказ становится понятен, если еще раз посмотреть на имевшиеся силы: к Свири вышел только один, 6-й армейский корпус, часть сил которого к тому же предполагалось задействовать в наступлении на Петрозаводск. Для наступления на Тихвин этого было явно недостаточно. Бросать свои силы вперед на сотни километров, не имея возможности защитить свои фланги и организовать нормальное снабжение, было бы очевидным стратегическим идиотизмом.
Поэтому ни о каком «сознательном спасении» Ленинграда бывшим генерал-лейтенантом русской армии не может быть и речи. Существуют и достаточно многочисленные данные, свидетельствующие о том, что в августе, в разгар немецкого наступления, Маннергейм считал захват города на Неве практически свершившимся фактом и предпринимал соответствующие приготовления. На финской территории разместилась германская команда «Хела», которая должна была совместно с финнами «решать военно-хозяйственные задачи» в Ленинграде после его захвата. Приближенные Маннергейма из числа финского военного руководства зафиксировали в своих дневниках и воспоминаниях ряд высказываний маршала, в которых он выражал уверенность в необходимости решения «ленинградской проблемы»: «
«
Николай Иванович Барышников, говоря о причинах остановки финского наступления на Ленинград, говорит буквально следующее: