Манон Леско. Опасные связи

Столь же легкомысленный в поступках, как и непоследовательный в упреках, вы забываете свои обещания или, вернее, забавляетесь тем, что нарушаете их, и, согласившись сперва удалиться от меня, возвращаетесь сюда незваным. Без всякого внимания к моим просьбам, к моим доводам и даже не потрудившись предупредить меня, вы не побоялись поразить меня неожиданностью своего появления, а ведь впечатление, которое оно произвело, хотя и вполне естественное, могло быть истолковано окружающими весьма для меня неблагоприятно. И, не подумав о том, чтобы как-нибудь вывести меня из смущения или хотя бы рассеять его, вы, кажется, все сделали для того, чтобы оно усилилось. За столом вы заняли место рядом со мной. Когда легкое недомогание заставило меня выйти из-за стола раньше всех прочих, вы, вместо того чтобы проявить уважение к моему одиночеству, побудили всех нарушить его. Я вернулась в гостиную, и, стоит мне сделать шаг, — вы оказываетесь рядом со мной. Скажу я хоть одну фразу — отвечаете всегда вы. Самое безразличное слово служит для вас предлогом возобновить разговор, которого я не желаю слушать, который даже мог бы меня скомпрометировать. Ибо в конце-то концов, сударь, какую бы ловкость вы ни проявляли, то, что понимаю я, думаю — могут понять и другие.

Принудив меня таким образом к неподвижности и молчанию, вы тем не менее продолжаете свои преследования. Я не могу поднять глаз, не встретив вашего взгляда. Мне все время приходится глядеть в сторону, и по какой-то совершенно необъяснимой непоследовательности вы привлекаете ко мне взоры всех окружающих как раз в тот миг, когда мне хотелось бы скрыться от своих собственных.

И вы еще жалуетесь на мое поведение! И вы удивляетесь, что я так усердно стараюсь избегать вас! Нет, скорее осуждайте меня за мою снисходительность, изумляйтесь тому, что я не уехала тотчас же после вашего приезда. Может быть, мне и следовало это сделать, и вы принудите меня к этой крайней, но необходимой мере, если не прекратите, наконец, своих оскорбительных преследований. Нет, я не забываю, я никогда не забуду своего долга перед самой собою, перед теми узами, которыми я связала себя, которые я уважаю, которые мне дороги, и прошу вас не сомневаться, что, если когда-нибудь я окажусь перед злосчастным выбором — принести в жертву их или себя, я не поколеблюсь ни мгновения. Прощайте, сударь.

Из ***, 16 сентября 17…

Письмо 79

От виконта де Вальмона к маркизе де Мертей

Я рассчитывал отправиться нынче утром на охоту. Но погода отвратительная. Для чтения у меня имеется лишь один новый роман, который показался бы скучным даже пансионерке. Завтрак будет, самое раннее, часа через два. Поэтому, несмотря на мое вчерашнее длинное письмо, я намереваюсь еще поболтать с вами. Уверен, что не наскучу вам, ибо говорить буду об очень красивом Преване. Как это вы не знали о его знаменитом приключении, о том, которое разлучило неразлучных?

Бьюсь об заклад, что припомните его с первого же слова. Но раз вам так угодно — вот оно.

Вы, наверно, не забыли, как весь Париж изумлялся тому, что три женщины, все очень хорошенькие, равно одаренные и имеющие права на равные притязания, оставались в самой тесной дружбе с момента вступления своего в свет. Сперва причину этого усматривали в их крайней застенчивости. Но вскоре их стала окружать толпа поклонников, чьи ухаживания они как бы делили между собой, и они хорошо узнали себе цену благодаря знакам внимания, которые им расточались. Их дружба, однако, стала еще теснее, и можно было сказать, что торжество одной из них становилось всегда торжеством двух других. Все надеялись хотя бы на то, что, когда придет любовь, она вызовет между ними соперничество. Наши прелестники оспаривали друг у друга честь стать яблоком раздора, и я сам вступил бы в ряды соревнующихся, если бы высшая благосклонность, которой как раз в это же время одарила меня графиня де ***, позволила мне стать неверным еще до того, как я получил согласие на то, чего домогался.

Между тем наши три красавицы, словно сговорившись, сделали на одном и том же карнавале свой выбор, но вместо того чтобы вызвать бурю, как того ожидали, он сделал их дружбу лишь более увлекательной благодаря прелести взаимных признаний.

Толпа неудачливых претендентов объединилась тогда с завистницами, и раздражающее всех постоянство подверглось всеобщему осуждению. Одни утверждали, что в этой компании неразлучных (так их тогда прозвали) основным законом была общность имущества и распространялся он даже на любовь. Другие уверяли, что хотя три любовника и не имеют соперников, зато у них есть соперницы. Доходило даже до того, что говорили, будто они взяты лишь для отвода глаз и получили одно только звание без обязанностей.