Манон Леско. Опасные связи

Держу пари, что после своего приключения вы каждый день ждете от меня похвал и славословий. Не сомневаюсь даже, что мое долгое молчание вас несколько рассердило. Но что делать? Я всегда считал, что, когда женщина заслуживает только похвал, она уж сама о себе позаботится, и можно заняться другими делами. Однако поздравляю вас с тем, что вы сделали для себя, и благодарю за услугу, оказанную мне. Чтобы вас совсем осчастливить, готов даже признать, что на этот раз вы превзошли мои ожидания. А затем посмотрим, не оправдал ли я хотя отчасти ваших.

Я намереваюсь говорить с вами не о госпоже де Турвель. Слишком медленный ход этого дела вам не нравится. Вы любите только законченные дела. Тягучие сцены внушают вам скуку. Я же никогда не испытывал такого удовольствия, как в этих мнимых проволочках.

Да, мне нравится видеть, наблюдать, как эта благоразумная женщина, сама того не замечая, вступила на тропу, с которой возврата нет, как крутой и опасный склон невольно увлекает ее, заставляя следовать за мной. Вот, испугавшись грозящей гибели, она хотела бы остановиться, но уже не в состоянии удержаться на месте. Благодаря своим стараниям и ловкости она может двигаться медленней, но ей все же неизбежно приходится идти вперед. Иногда, не смея взглянуть в лицо опасности, она закрывает глаза и перестает бороться, всецело полагаясь на меня. Но чаще какое-нибудь новое опасение заставляет ее возобновить усилия: в смертельном ужасе она еще хочет сделать попытку возвратиться вспять, изнемогает в мучительных стараниях проползти хоть немного вверх, но вскоре какая-то таинственная сила опять приближает ее к опасности, которой она тщетно пыталась избежать. Тогда, не имея никого, кроме меня, в качестве поводыря и опоры и уже не помышляя о каких-либо упреках за свое неизбежное падение, она умоляет меня хотя бы отсрочить его. Горячие мольбы, смиренные просьбы — все, с чем устрашенные смертные обращаются к божеству, получаю от нее я. А вы хотите, чтобы, оставаясь глухим к ее мольбам, я собственноручно разрушил культ, который она создала вокруг меня, и для ускорения ее гибели использовал ту власть, от которой она ждет поддержки. Ах, дайте же мне, по крайней мере, время понаблюдать эту трогательную борьбу между любовью и добродетелью.

Неужели же зрелище, ради которого вы жадно спешите в театр, которому вы там пылко рукоплещете, представляется вам менее увлекательным в жизни? Вы ведь с восторгом внимаете чувствам чистой и нежной души, страшащейся желанного ей счастья и не перестающей обороняться даже после того, как она прекратила сопротивление. Так не драгоценны ли эти чувства для того, кто виновник их появления? Но именно подобные восхитительные услады, именно их дарит мне каждодневно это божественное создание. А вы упрекаете меня за то, что я ими наслаждаюсь! Ах, слишком скоро наступит время, когда, униженная своим падением, она станет для меня лишь самой обыкновенной женщиной.

Но, говоря о ней, я забываю, что совсем не собирался вам о ней говорить. Какая-то непонятная сила приковывает меня, беспрестанно возвращает к ней даже тогда, когда я ее оскорбляю. Отгоним же опасные думы об этой женщине. Надо мне стать самим собой, чтобы заговорить на более веселую тему. Речь идет о вашей подопечной, ныне попавшей под мою опеку, и надеюсь, что тут вы отдадите мне должное.

Так как за последние несколько дней моя нежная святоша стала обращаться со мной несколько лучше и, следовательно, мне не пришлось так много заниматься ею, я заметил, что маленькая Воланж и впрямь очень хорошенькая. Тут я сообразил, что если влюбиться в нее, подобно Дансени, было бы глупостью, то, может быть, с моей стороны не менее глупо не поразвлечься с нею, ибо я в своем одиночестве весьма нуждаюсь в развлечении. Справедливым казалось мне также вознаградить себя за хлопоты, которых она мне стоит, к тому же я вспомнил, что вы мне предлагали ее еще до того, как у Дансени появились какие-то притязания. И я счел, что имею некоторые основания предъявлять кое-какие права на добро, которым он завладел лишь вследствие моего отказа и пренебрежения. Хорошенькое личико юной особы, ее ротик, такой свежий, ее ребяческий вид и даже сама неловкость — все это укрепило меня в моих мудрых размышлениях. Я решил действовать в соответствии с ними, и предпринятое мною увенчалось успехом.

Вы уже, наверно, стараетесь угадать, какие средства избрал я, чтобы так скоро подменить собою столь нежно любимого избранника, какие способы обольщения более всего подходят для такого возраста и неопытности. Не утруждайте себя, никакого обольщения не было. В то время как вы, ловко пользуясь оружием своего пола, восторжествовали благодаря хитрости, я, вернув мужчине его непререкаемые права, покорил силой. Уверенный, что завладею добычей, если смогу ее настичь, я применил хитрость лишь для того, чтобы к ней приблизиться, и, в сущности, даже хитрость, к которой я прибег, почти не заслуживает этого названия.