Значительно позже Мао пожаловался, что в то время победил «догматический» подход. «Будучи несведущими в подобных делах и не имея никакого опыта, — брюзжал он, — мы могли только слепо заимствовать чужие методы… Не важно, правы были советские товарищи или ошибались, мы внимательно их слушались и с почтением подчинялись». Однако в 1953 году советы из России представляли для Мао все, к чему он стремился. Весной он лично потребовал от партийных работников повсеместно начать кампанию «учебы у Советского Союза».
Только в двух важнейших аспектах Китай позволил себе отойти от советского опыта. Вместо сталинской программы насильственной коллективизации Мао выдвинул неторопливый, постепенный подход к политике сельского хозяйства. Жителям деревни предлагалось создавать «бригады взаимной помощи», в рамках которых несколько семей осуществляли совместное владение домашним скотом и орудиями труда. Затем шли «кооперативы сельскохозяйственных производителей». Их члены получали вознаграждение, пропорциональное количеству затраченного труда и площади переданной в общее пользование земли. Высшей ступенью обобществления были «сельскохозяйственные кооперативы», где все земельные угодья и орудия труда переходили в коллективную собственность деревень. Члены кооператива получали плату только за свой труд. «Генеральная линия перехода к социализму» в промышленности и торговле, провозглашенная Мао летом 1953 года, несла на себе явственный отпечаток платформы «новой демократии». На построение социализма, говорил Мао, уйдет «пятнадцать или немного более лет» в городах и восемнадцать лет в деревне. Частным же предпринимателям, чей пыл в значительной мере был охлажден движением «пяти против», предстояло заключить партнерские отношения с государством, что давало им право получать в будущем четвертую часть всей прибыли.
Предложенные Мао принципы реорганизации звучали вполне разумно. Даже слишком разумно для страны, раздираемой классовой ненавистью и ведомой вперед группой радикально настроенных революционеров. Практика подтвердила их избыточную разумность.
Уже в 1951 году в руководстве разгорелись споры относительно темпов строительства новой экономики. Министр финансов Бо Ибо выступил резко против ускорения хода коллективизации. Его поддержал Лю Шаоци. Годом позже Гао Ган, возглавивший партийную организацию Маньчжурии, с одобрения Мао предложил диаметрально противоположный подход: скорейшее завершение коллективизации, говорил он, является настоятельной необходимостью, поскольку «стихийное сползание крестьянства в капитализм» приведет к тому, что Китай через два-три года окажется от социализма дальше, чем в самом начале пути. Очередное столкновение взглядов этих двух фигур произошло на почве налоговой политики. Бо Ибо считал, что она должна быть одинаковой в отношении государственных и частных предприятий, Гао Ган называл это «стремлением к классовому миру». Мао вновь поддерживал его точку зрения. Бо Ибо, уверяет он партию, оказался хорошей мишенью для «засахаренных стрел» и пошел на поводу у «буржуазной идеологии». Если партия хочет добиться победы своей линии, то такие «правоуклонистские тенденции» должны получить достойный отпор, а «вопрос выбора между капитализмом и социализмом требует окончательного прояснения».
Таким образом исподволь готовилось поле для новой битвы. Разногласия, вскрывшиеся в ходе споров в начале 50-х, — стабильный экономический рост или стихийный капитализм, идеология или объективная реальность, общественная или частная собственность — проявлялись еще долгие годы в кампании по борьбе с правым уклоном, в реализации политики «большого скачка» и в невиданной по масштабам «великой культурной революции». Задолго до победы брошенные в почву семена раздора дали всходы уже в самом начале правления Мао.
Дискуссия между Бо Ибо и Гао Ганом послужила толчком, который вызвал новую волну политической борьбы внутри китайского руководства, стихшей было после того, как в конце 30-х годов Мао наголову разбил Чжан Готао и Ван Мина.
В партийной иерархии все выше поднималась звезда Гао Гана. Будучи на шесть или семь лет моложе Лю Шаоци и Чжоу Эньлая, Гао представлял собой тип энергичного, способного и прямодушного руководителя, но важнее всего было то, что его весьма ценил Мао. К тому же Гао Ган обладал огромным честолюбием. В Маньчжурии он и шагу не делал без российских советников, при этом подчеркивая проамериканскую позицию Лю й Чжоу. За нападками на Бо Ибо крылось стремление подорвать авторитет Лю Шаоци. Поздней осенью 1952 года, когда Мао вызвал Гао Гана в Пекин, где тот возглавил Государственную плановую комиссию, плохо скрываемая неприязнь между двумя партийными руководителями все чаще выплескивалась наружу. К весне Гао начал активный поиск путей вытеснения Лю Шаоци из высшего эшелона власти.