Марь

— Все ведь закончилось хорошо. — Стеша почувствовала острое желание если не оправдаться, то хотя бы защититься от этого полного немого укора взгляда. — Со мной ничего плохого не случилось.

— Случилось. — Костяшки пальцев, сжимающих столешницу, побелели, кожа на них натянулась до такой степени, что, кажется, была готова лопнуть в любой момент.

— Что случилось?

— Я думала, что ты умнее своей сестры, — сказала баба Марфа, а Стеше показалось, что старуха наотмашь хлестнула ее по щеке. — Я думала, ты взрослая, а ты безответственная идиотка!

— Как вы смеете?! — Теперь уже сама Стеша вцепилась в столешницу. Теперь ее костяшки побелели от ярости. — Почему вы…

— Смею! — оборвала ее баба Марфа. — Это ты пришла в мой дом! Это по твоему следу явились угарники! Это ты не желаешь слушать и слышать!

— Я не сделала ничего плохого! — Стеша скосила взгляд на полуприкрытую дверь и перешла на злой шепот. — Я вообще не понимаю, что тут творится!

— Вот именно! — с яростью в голосе прошипела баба Марфа. — Ты вообще ничего не понимаешь!

— Так объясните мне!

Собственная Стешина ярость была так велика, что сдерживать ее с каждым мгновением становилось все сложнее и сложнее. Она шла от Стеши невидимыми концентрическими кругами, как радиоволны. Она тяжелым камнем упала в стоящее на табурете ведро, брызгами разлетелась по комнате, ледяным туманом осела на Стешиных щеках и исчезла.

— Ой, — сказала Стеша, утирая лицо рукавом. — Что это было? Откуда?

Баба Марфа молча встала из-за стола, подошла к ведру, посмотрела на растекающуюся по полу лужу. Стеша тоже встала. В голове мелькнула одновременно глупая и шальная мысль, что вместе с водой баба Марфа зачерпнула из колодца рыбу, и теперь эта рыба бьется в ведре, рвется на волю. Вот только в ведре не было никакой рыбы. Ни рыбы, ни камня. А вода все равно волновалась, нервно билась о цинковые стенки ведра, как во время шторма бьются об утес морские волны.

— Я не понимаю. — Стеша протянула к ведру руку, и от этого растерянного жеста вода вдруг успокоилась и замерла.

Баба Марфа горестно вздохнула, уголком своего черного вдовьего платка стерла каплю с морщинистой щеки.

— Я тебя предупреждала, — сказала она равнодушным, разом утратившим все эмоции голосом. — Я предупреждала, что нельзя ничего брать у болота.

— Я не брала. — Стеша рассеянно разглядывала свою раскрытую ладонь. — Я ничего не брала у болота, бабушка.

— Но ты отдала.

— Что? Что я отдала?

— Платок. Ты отдала болоту свой платок.

— Я не отдавала. Оно само…