Марь

– Что это они вдруг?.. – подбежав к старшине, спрашивает Пустоляков, указывая взглядом на ревущие в небе машины. На нем казенные летние кальсоны. Зимнее исподнее им еще не привезли – а пора бы. Ночи уже стылые, да и днем не испаришься. Разве что на работе.

– Наверное, с грузом прилетели, – ответил за Володьку стоящий тут же Рудик Старков.

– А-а… Может, наконец теплую одежку привезли? – мечтательно произнес Пустоляков. – А то ведь не май месяц…

– Ну а что ты тогда выскочил в таком виде? Иди хоть гимнастерку надень, – глянув на посиневшего от холода Пустолякова, произнес Рудик, который сам выглядел не лучше в своих видавших виды армейских трусах и стоптанных кирзачах на босу ногу.

Сделав несколько кругов над тайгой, вертолеты приземлились на одной из вырубок – аккурат в свежую порошу.

Не успели машины коснуться земли, как из одной из них выскочил какой-то человек, который тут же направился в сторону палаток.

– Гляньте, гляньте, никак наш майор!.. – заметив среди дерев спешащего к ним военного, воскликнул кто-то из бойцов.

И точно, то был Ходенко. По тому, как он ходко и нервно шел, было видно, что он чем-то взволнован.

– Здравия желаем, товарищ майор! – раздалось со всех сторон.

Тот не ответил на приветствие. Отыскав глазами Грачевского, буркнул:

– Вели бойцам одеться – потом всех в строй…

Старшина тут же исполнил его приказ.

– Тебе не кажется все это странным?.. – на ходу напяливая гимнастерку, спрашивает Володьку Рудик.

– Кажется… – коротко ответил Володька.

– Ну и что ты думаешь?..

– А что думать? Сейчас Ходенко все нам и скажет… Скорее всего, зимнее обмундирование привез, а вместе с ним и пару ласковых слов от начальства… Наверное, опять недовольны нашей работой.

– Куда ж еще лучше? – говорит Старков. – Мы ж как те папы Карлы вкалываем…

– А им нужно, чтобы как тракторы…

– Как тракторы! – недовольно проговорил Рудик. – Но мы ж не железные…

– А они разве знают об этом?..

…Ходенко не сразу стал говорить. Заложив руки за спину и опустив голову, он некоторое время молча ходил перед строем и, казалось, был чернее тучи. Его состояние тут же передалось бойцам, и они запаниковали. Неужто из вождей кто умер? А может, война началась? В мире-то вон как неспокойно. А граница-то вот она – рядом… Так что можно запросто попасть в первый эшелон…

Наконец майор поднял голову.

– Ну, как дела, путеармейцы? – спросил он и попытался улыбнуться.

Путеармейцы – это у него давно. Когда кто-то из бойцов однажды спросил его, что это значит, он сказал, что так называли строителей того, довоенного БАМа. К нему с расспросами, что да как, а он: да это все дела давно минувших дней – неужто интересно? Однако сдался. Ладно, говорит, так и быть, расскажу. Только вначале поужинайте.

После ужина бойцы, прихватив с собой гитару, потянулись к реке. Майор уже был на месте. Все знали, что он был заядлым рыбаком, вот и сейчас, взяв в руки спиннинг, он ходил по берегу, время от времени вытаскивая из воды ленков.

– Так вы хотели про путеармейцев услышать? – не оборачиваясь, спрашивает он братву. – Ну так вот… Дорогу эту начали строить еще в 1932 году, – проговорил он, быстрым движением руки наматывая лесу на катушку. – Ее должны были провести от Байкала до Комсомольска-на-Амуре, который тогда только-только построили на месте одного старого села… Кажется, название ему было Пермское. А надо сказать, всяких там ударных комсомольских отрядов в ту пору не было – строили в основном зэки. Для этого даже специальный исправительно-трудовой лагерь создали, управление которого находилось в городе Свободном.

При этих словах кто-то из парней невольно усмехнулся. Дескать, надо же, Свободный и зэки…

– Ирония судьбы… – на что заметил майор. – В жизни всякое бывает. Я знаю одну деревню, которая называется Братолюбовка… А в ней один брат другого топором по пьяному делу зарубил. Вот вам и братская любовь!.. Но ладно… – бросив блесну поближе к перекату, продолжил свой рассказ он. – Скоро этот новый лагерь стал самым крупным в системе Главного управления лагерей, или ГУЛАГа, – так его сокращенно называли. В Свободный начали подтягивать этапы из Москвы, из Воронежа, из Свердловска… – Он делает взмах удилищем, перебрасывая блесну. – Были и из Минска, Киева, Новосибирска, ну и конечно же Ростова-«папы»…

– А почему «папы»? – спросил кто-то.

– «Папы» – то? Да Ростов всегда у нас славился своими бандитами – потому и «папа».

– А кто ж тогда «мама»? – спросили у майора.

Он улыбнулся.

– На это звание у нас есть много претендентов, – говорит он. – В первую очередь конечно же Одесса… Но кто-то считает, что это и не она вовсе, а Самара. Правда, такого города сейчас нет, его переименовали еще до войны в Куйбышев… Хотя что это я… Об этом вам лучше ваш старшина расскажет – это он ведь у нас из самарских. Так я говорю? – обращается он к Володьке.

Грачевскому лестно, что кто-то вспомнил о его родном городе.

– Да, – кивает он. – Самара-«мама»… У нас все так говорят.

– Вот-вот… – произнес Ходенко. – Бывал я в вашем городе. Ничего, красивый… Только центр показался мне больно запущенным…