Марь

Гиви уже в детстве решил, что никуда не уедет из аула, что будет заниматься своим родовым садом. А разве плохо? Чистый воздух, природа, а к тому же неплохой доход от продажи фруктов. В общем, жить можно. Ведь так жили все его предки… Правда, отец постоянно твердил ему, чтобы он учился. Хотел, чтобы сын врачом стал. Когда-то на фронте у него был друг – военврач из Москвы, которого он считал самым умным человеком на свете, – вот и Гиви хотел видеть таким же. Тот не перечил отцу, ведь на Кавказе слово старшего – закон. Ладно, думает, вот отслужу армию, а там уж как получится… Поступит в медицинский – хорошо, не поступит – ну и черт с ним… Буду мандарины выращивать, ну а коли надоест, на спортфак в педагогический пойду. Туда его возьмут без экзаменов – ведь он неплохой борец; у него даже грамоты дома имеются.

Хотя если поглядеть на Рацбу, то на борца он совсем не похож. Скорее уж на боксера. Гибкий, подвижный, стремительный. В своем ауле он многим девчонкам нравился. Особенно стал хорош, когда отрастил свои черные пышные усы, с которыми и теперь не расставался. Майор Ходенко было заставил сбрить их, но тот в позу: это, мол, наша национальная традиция, поэтому никак не могу. Вы ж, дескать, не сможете запретить мусульманину или еврею делать обрезание, а почему мне усы запрещаете? Тот махнул рукой и отстал. Ведь не это главное, главное, что этот сын Кавказа был человеком положительным во всех отношениях. Ну да, не без хитрецы. Но что поделаешь – Восток он и есть Восток. Но все равно человеком Гиви был надежным, к тому же не по годам рассудительным. Да, был горяч, но таков уж южный темперамент, когда порой вырвавшиеся наружу чувства готовы опередить рассудок человека.

Ну а этих прибившихся к их стаду людей он явно жалел. Может, думал, и его когда-нибудь вот также не оставят в беде. Ведь добро всегда делает оборот вокруг земли и снова возвращается к тебе.

Вначале чужаки отвечали на его заботу сдержанным «спасибо». Наверное, думал Гиви, сил у них не осталось, чтобы улыбнуться. Были по-прежнему хмурыми и нелюдимыми. Правда, к концу второй недели на их лицах появилось что-то похожее на румянец. Значит, дело пошло на поправку, обрадовался народ. Ведь эти заблудившиеся в тайге геологи были последней их надеждой…

Все шло вроде хорошо до тех пор, пока однажды над их лагерем не пролетел вертолет. Дело было утром, когда братва, позавтракав, собиралась идти на работу. Уж как они махали тогда руками, как кричали, даже шапки вверх бросали, чтобы привлечь внимание пилотов. Но в вертолете их, кажется, не заметили.

– Не вас ли это ищут? – улучив момент, спросил пришлых Грачевский, и те как будто испугались. Нет, мол, не нас и переглянулись.

Это показалось Володьке подозрительным. И тогда он попытался посмотреть на них другими глазами и увидел нечто такое, на что раньше не обращал внимания. Это его насторожило. К примеру, если до этого его не коробили блатные словечки, которыми порой перекидывались бородачи, то теперь это выглядело уже по-другому. Да и этот, что в солдатской робе, теперь вызывал у него подозрение. Мало того что он не тянул на дембеля, у него еще был какой-то странный акцент.

В тот же день Грачевский пригласил парня прогуляться с ним в тайгу. Дескать, пойдем, поможешь мне в одном деле… Тот, ничего не подозревая, последовал за старшиной. Зайдя в чащу, Грачевский вдруг остановился и, схватив парня за грудки, жестко произнес:

– Ты не Петька… – А так тот назвался при первой встрече. – Ну же, говори, кто ты!..

– Петька я, Петька… – залепетал тот, машинально прикрыв лицо руками, – думал, бить его будет старшина.

– А откуда тогда этот акцент?.. – Тот молчит. – А ну показывай документ! – приказывает ему Володька, мысленно ругая себя за то, что не сделал это в первый же день, когда эти трое появились в лагере.

– У меня нет документов… – умоляюще смотрит на него парень.

– Врешь! – давит на него старшина. – А ну-ка расстегни бушлат и покажи карман…

Тот мотает головой. Дескать, убей, но я этого не сделаю. Грачевский решил идти до конца. Схватив долговязого одной рукой за воротник бушлата, он другой попытался добраться до кармана, где у бойцов обычно лежат военные билеты. Но не тут-то было. Несмотря на свой затрапезный вид, тот вдруг оказал такое дикое сопротивление, что Володьке пришлось немало попыхтеть, чтобы завладеть его документом.

– Ну вот, а ты говорил, нет… – тяжело дыша, произнес старшина и помахал перед носом парня краснокожей книжицей.

Одной рукой держа его за грудки, Володька попытался другой открыть документ. Это ему не удалось, и тогда он заставил парня заложить руки за голову и опуститься на колени. Тот нехотя повиновался. Но, когда Володька снова сделал попытку, открыть военный билет, тот бросился ему в ноги и повалил на землю. Завязалась борьба. Эх, был бы рядом Рудик – мы бы быстро его скрутили, пытаясь прижать соперника к земле, подумал Грачевский. Одному сложнее – мосел-то вон какой! Поди, спортом на гражданке занимался… Ну, гад, шалишь! Я все равно тебя сильней…