Мара и Морок. Трилогия

Всё тело напрягается, руки, шея и ноги начинают болеть от колоссального усилия. Из горла вырывается злое рычание, переходящее в крик, когда дерево прогибается и следом раздаётся оглушительный треск. Ещё совсем немного! Я продолжаю тянуть с напряжённым криком, хоть и чувствую, что мышцы будто разрываются, а плечи болезненно горят.

– ЧТО ЗА ЧЁРТ?!

Я не заметил, когда Кристиан успел распахнуть дверь моей спальни. От неожиданности я теряю концентрацию и неловко заваливаюсь назад, на пол. Уверен, что ещё никогда он не видел меня таким. Принц Серата и Морок, прикованный к кровати девушкой, с которой провёл ночь.

Плевать. Могло быть и хуже. Агата хотя бы дала мне одежду.

Кристиан осматривает кровать и наполовину треснувший столбик, а только потом переводит взгляд на меня.

– Неси пилу или найди мне ключ! – требую я, поднимая руки с кандалами.

Мои глаза увеличиваются от удивления, когда дядя демонстрирует мне ключ и присаживается рядом, чтобы снять с меня цепи.

– Агата оставила это в моей комнате вместе с письмами.

– Ты ей рассказал! – обвиняя, выплевываю я.

– Даниил ей сказал после того, как она упомянула ему, что Анна жива, – спокойно отвечает дядя.

Мерзавец. Надо было давно оторвать его светловолосую голову.

– Она оставила не только ключ, но и письма каждому. Своё я как раз читал, когда услышал, что ты поднял жуткий шум.

Кандалы падают на пол, я вскакиваю на ноги слишком быстро, хватаюсь за кровать, чтобы унять головокружение. Проклятая слабость! Я никогда раньше не чувствовал себя таким беспомощным.

– Вот твоё, – дядя протягивает мне сложенный в несколько раз лист бумаги с моим именем на нём.

Я впервые вижу почерк Агаты, и он кажется мне до нелепого странным, никакого изящества и украшающих размашистых завитков, которые учили делать меня и Северина учителя. У Агаты всё строго, а первая буква «А» моего имени даже идёт будто отдельно от следующей, потому что она не дотянула линию.

Александр.

Забываю моргать, осознав, что она уже давно зовёт меня только так, полностью принимая все мои стороны и мою фамилию, забыв былую ненависть.

Я аккуратно, двумя пальцами, беру письмо, а потом сжимаю в кулаке, сминая бумагу. Изнутри поднимается напряжение и холод. Такой жгучий, что я не понимаю, почему дыхание не срывается паром с моих губ.

– Подними всех, – приказываю я. – Теням скажи, чтобы собирались. Мы выйдем через двадцать минут. Подними Северина и Анну, пусть ждут меня в кабинете.

– Аарон.

– Проклятье, нет! Даже не думай меня отговаривать. Она скоро будет у леса, и чёрта с два я позволю ей убить себя! – Меня оглушает мысль о её смерти, в ушах звенит, и я встряхиваю головой. – Выполняй!

К моему удивлению, Кристиан не обращает внимания ни на мой тон, ни на мою слабость. Он не злится и не пытается отговорить меня. Лишь брови сходятся на переносице, а губы сжимаются в линию, когда он бросает взгляд на то, как я швыряю письмо Агаты на кровать, так его и не прочитав. Я не буду его читать, потому что зол, даже почти в ярости, я верну её и заставлю сказать всё написанное мне в лицо.

Кристиан должен был быть первым, кто обрадуется такому решению Агаты, ведь именно он убеждал меня вновь отправить её в могилу и сам не раз грозился воткнуть ей нож в сердце. Но теперь, когда это происходит, он не рад. Знаю, что он привязался к ней, как и мы все. К тому же он тоже Морок, а странная связь с Марами у нас буквально в крови.

Дядя кивает и выходит из комнаты. Я плещу в лицо ледяной водой из соседней умывальни, прогоняю остатки сонливости. Бросаюсь к своему шкафу, надеваю штаны, рубашку и закрепляю броню, делаю всё быстро, пытаясь контролировать трясущиеся пальцы и закопать свой страх так глубоко, как только могу. Беру маску. На всё я трачу не больше пяти минут. Пальцами расчёсывая волосы, практически сбегаю по лестнице на первый этаж и сворачиваю в сторону кабинета короля.

Северин, Анна, Кристиан и даже Марк уже внутри. При взгляде на последнего я замираю, позволяя двери самой захлопнуться за спиной. Всю левую скулу и челюсть покрывает свежий синяк, губа разбита, но он всё равно сдавленно усмехается под моим удивлённым взглядом, а потом морщится от того, что рана на губе трескается.

– Вот что происходит, если встать между твоей Марой на лошади и выходом, – показывает он на своё лицо.

Моя Мара. В груди помимо страха разливается тепло.

– Это последствия копыт?

– Это последствия кулака и локтя.

– Тогда жить будешь, – отмахиваюсь я.

Северин сидит за столом и молча читает своё письмо, его челюсть всё больше напрягается, а желваки начинают ходить ходуном. Кристиан вытащил брата из кровати, рубашка у него едва заправлена в штаны, а волосы небрежно торчат в разные стороны. Анна прибежала в одном халате, запахнутом на ночной сорочке, её тёмные волосы также спутаны. В отличие от мужа, наша королева прикрывает рукой рот, и в глазах стоят слёзы, но взгляд такой злой, что я не могу понять, плачет она от горя или от ярости.