– По договору вы не должны убивать людей, но эта смертная едва ли жива, – как можно строже говорю я, а брови царицы приподнимаются от удивления. – Ей нужна была еда! Смертные умирают без пищи, поэтому я заберу её, и это моё окончательное решение.
Я уверенно разворачиваюсь, молясь про себя, чтобы не получить удар в спину, и подталкиваю Алию к выходу.
– Нет! – Визг Сумерлы заставляет драгоценности и валяющиеся повсюду кубки звенеть. – Не тебе, Морана, у меня что-то забирать! Я уже заплатила самую высокую цену! Ты не смеешь!
Я оборачиваюсь, но только чтобы проверить Озема, тот хоть и дёргает головой, но продолжает спать. Я с трудом дурачу Сумерлу, если и её муж проснётся, то нам с Алией не жить.
– Твоя плата… – очень медленно начинаю я, когда царица ждёт от меня какой-то реакции. Я тяну время, прикидывая, что Морана могла забрать у Сумерлы, но не нахожу видимых внешних увечий, поэтому мне приходится гадать наобум: – Была… необходимой и равноценной…
– Равноценной?! – вновь взвизгивает Сумерла, делая несколько порывистых шагов ко мне. Я случайно ловлю отражение царицы в одном из зеркал в позолоченной раме. Её лицо такое же, но временами кожа просвечивает, оголяя кости и чёрные вены. – Ты лишила меня сына!
Я вся цепенею, осознавая, что передо мной рассвирепевшая мать. Пытаюсь припомнить хоть что-то о сыне Озема и Сумерлы, но ни в одной треклятой легенде о нём не было ни слова. Морана – Богиня Зимы и Смерти, неужели она убила сына Озема и Сумерлы? Как давно это было, кто он такой вообще?
– Ты называешь моего сына – молодого и прекрасного царевича наших несметных чертогов – равноценной платой за смертных, что сами умирают и сгнивают в земле за жалкие мгновения?! – Зеркала и самоцветы звенят от отчаяния и свирепости в голосе царицы.
– Он… – Я как рыба открываю рот, не представляя, что могу на это ответить.
– Прошло так много времени, что и не сосчитать, Морана! Мы и так держим мерзейшие души в самой мрачной тьме наших чертогов! В такой глубине, что никому не найти и не выбраться! Мы сделали всё, что ты требовала, и моё наказание было несправедливым! – угрожающе обрывает Сумерла.
Её руки трясутся, на лице отражается как страх, так и злость. Она боится Морану, но в то же время ярости в ней всё же больше. Свет окружающего нас золота меркнет перед гневом богини, оттенки самоцветов блекнут, серебро сереет, хризолит по стенам трескается, а некоторые ларцы захлопываются. Моё сердце до боли сильно колотится в груди, когда Озем дёргает головой и морщится от раздражающего шума.
Я вся напрягаюсь, готовая к побегу.
Внезапно лицо Сумерлы преображается, свет сокровищ возвращается, будто ничего и не произошло. Ярость сходит за секунды, уступая место любви и обожанию, а её глаза глядят куда-то за мою спину. Из свирепого чудовища за мгновения она вновь преображается в красивую и даже робкую женщину.
Меня окутывает несказанное спокойствие, когда чья-то ладонь ложится на моё плечо. Я опускаю взгляд, видя, как тени в плаще Морока удлиняются, окутывая мои ноги.
– Морана, ты привела его повидаться с нами? – Голос царицы дрожит ничуть не меньше, чем её руки. Но теперь это волнение и радость. – Или ты наконец привела его домой? Погоди! Прости, Морана! Ты привела его домой. Я только Озема разбужу, он будет так рад! Забирай смертную, Морана, забирай! Забирай что хочешь, только его отдай!
Сумерла начинает лепетать, говорит сбивчиво, а её взгляд прыгает с моего лица на Морока. Пальцы Ирая сильнее сжимают моё плечо, а я чувствую отчётливое головокружение.
– Нет! – уверенно отрезаю я, прежде чем Сумерла додумается разбудить Озема. Отдавать ей костореза я не собираюсь. Сумерла неуверенно замирает, а я поворачиваю голову к Мороку: – Забирай смертную и уходи. Я пойду следом.
Ирай намеренно до боли сжимает пальцы: к счастью, он подыгрывает и молчит, но демонстрирует отказ так, как может, и не двигается с места.
– Ты слышал, что я сказала? – с долей наигранного раздражения повторяю я. – Отведи её к выходу.
Я не повышаю голос, но говорю со всей строгостью, на которую сейчас способна. Я чувствую неодобрение и даже злость, исходящую от него в каждом медленном и напряжённом движении. Он подхватывает хныкающую Алию и скрывается за поворотом.
– Нет!! – взвизгивает Сумерла, но я преграждаю ей путь. Самая большая глупость, на которую я способна, – это встать на пути царицы Подземного царства. – Тебе было мало забрать у меня сына, Морана! Я помню, как ты отрезала свою тень и создала ему этот отвратительный плащ и маску, чтобы скрыть его глаза! Ты заставила нашего сына – царевича – служить тебе, отправляя души в самую глубину мрака! Так глубоко, что даже мы туда не спускаемся!
Свирепея, Сумерла топает, оставляя трещины в позолоченном полу. Я не вздрагиваю, но мой взгляд сам опускается ей под ноги.
Бесконечная Тень, куда отправляются души где-то внизу? Глубже этих царских чертогов?