Марадентро

– Естественно, – согласилась мать. – Человек он симпатичный и рассказывает интересные истории, однако в своем возрасте мог бы иметь немного больше основательности. По-моему, очень хорошо, что молодым нравятся приключения, однако наступает момент, когда человеку следует остепениться, а у него все еще ветер в голове.

– Он возвращается!

Действительно, куриара появилась вновь. Она спустилась по Кауре, чтобы описать широкий круг и повернуться носом прямо к тому месту, где они находились.

Все замерли в ожидании. Золтан Каррас заговорил первым, как только вытащил лодку на песок.

– Я снимаю с себя ответственность! – заявил он. – Буду обращаться с вами как с мужчинами, и, если с вами что-то случится, пеняйте на себя. Согласны?

– Согласны!

– Тогда поднимайтесь на борт, поищем бензин, я отбуксирую вас в Арипагуа, и мой кум Сокоррито Торреальба приглядит за судном до вашего возвращения. Эта штука по мелководью не пройдет.

Они подчинились. Подчинились, понимая, что ничего другого не остается, поскольку с того момента, как они покинули русло Ориноко, поднимаясь по водам Кауры, они все глубже проникали в земли Гвианы, а это был таинственный и дикий мир, о котором они абсолютно ничего не знали.

Даже вода стала совершенно другой: темной, хотя и чистой, – так как реки, спускающиеся с отрогов Гвианского щита, кажутся почти черными, что отличает их от «белых» притоков, грязных и глинистых, которые текут с запада, из льянос.

Изменился и пейзаж: высокая и густолиственная сельва вдруг уступила место обширным саваннам, покрытым ослепительно-золотистым ковылем, с разбросанными то там, то сям небольшими рощицами мориче[21], отдельно стоящими акациями или неистово желтыми цветущими арагуанеями. А вдали на фоне ярко-голубого неба вырисовывались вертикальные громады тепуев, которые можно было принять за нескончаемый ряд высоких крепостей.

– Красивое место, – проговорила Айза.

– Кажется, что тихое, – отозвался Асдрубаль. – Но когда оно превращается в сельву, все меняется. Словно природа находит удовольствие в том, чтобы попеременно являть оба своих лика: то сельву, то саванну. Вон там, у подножия столовых гор, деревья смыкаются так тесно, что кажется, будто это стена, не позволяющая пробиться к вершине.

– К «Матери алмазов»?

Асдрубаль повернулся к сестре и не сдержал улыбки.

– К самой «Матери алмазов», – сказал он. – Ты думаешь, она действительно существует?

– Шотландец же ее нашел, не так ли? – Айза показала на спину венгра, который плыл впереди в куриаре, ведя их на буксире. – Вот он уверен, что она существует, а ведь у него, что ни говори, опыта побольше, чем у нас.

– Ты веришь всему, что он рассказывает?

– До сих пор он не соврал ни разу.

– Откуда ты знаешь?

Айза пожала плечами.

– Не знаю, но я это знаю, – ответила она, рассмеявшись над своей фразой. – Правда, что он взобрался на вершину Ауянтепуя и что побывал на всех этих войнах.

– Он не похож на венгра.

– Когда это ты видел хоть одного венгра?

– Никогда. Впрочем, однажды видел. Он играл на скрипке.

– Наверно, то был цыган.

– Возможно, – уклончиво согласился Асдрубаль. – Как бы то ни было, этот, если бы не светлые глаза, походил бы на венесуэльца. Он мне нравится, – заключил он. – Он мне нравится, лишь бы только не строил иллюзий в отношении мамы.

Сестра долго смотрела на него и наконец, словно услышанное не укладывалось у нее в голове, переспросила:

– Мамы?

Молодой человек ответил легким кивком:

– Он словно боится шелохнуться, когда ее слушает, и, хотя кажется, что его глаза неспособны ничего выражать, они часто блестят.

– Я не обращала внимания.

Асдрубаль удивился:

– Ну тогда, вероятно, ты впервые на что-то не обратила внимания.

Айза обратила внимание в тот же вечер. Они сидели вокруг большого стола в просторном канее сборщика каучука Хуана Сокорро Торреальбы. Аурелия Пердомо вкратце поведала о злоключениях семьи, начиная с того момента, когда отпрыск влиятельного семейства на Лансароте вознамерился изнасиловать ее дочь, а Асдрубаля угораздило его убить.

Золтан Каррас ни на секунду не отрывал взгляда от ее лица. В его глазах, прозрачных, словно пузырьки газировки, читалось нечто большее, чем восхищение, которое способен испытывать зрелый мужчина по отношению к привлекательной женщине: он словно искал скрытые детали, черты, жесты, силясь восстановить в памяти какой-то уже преданный забвению образ.

Казалось, будто «мусью» Золтан Каррас пытается заново открыть Аурелию Пердомо. И вот, после кофе, когда старик Торреальба уже протянул руку к своей лучшей бутылке рома, с губ Айзы, не осознававшей, что она делает, слетело имя:

– Роза Ветров.

Венгр одарил ее долгим благодарным взглядом и с улыбкой сказал:

– Я уже два дня пытаюсь вспомнить, на кого похожа твоя мать, и вот ответ: на Розу Ветров.

– Это что, шарада? – поинтересовалась Аурелия. – Во что это вы играете?

– Ни во что не играем, – просто ответил венгр. – Роза Ветров была анархисткой, бойцом ополчения, я жил с ней в Мадриде в тридцать седьмом году.

Аурелия повернулась к дочери и растерянно спросила:

– Ты что, с ней знакома?

– Нет.