Марадентро

– Просто спрашиваю себя, что бы вы делали, если бы Айзы не было на свете. Вероятно, рыбачили и продолжали бы рыбачить, пока старость и артрит не помешали бы вам держать в руках снасти. – Он покачал головой. – Незавидная доля, как мне не улыбалось всю жизнь выращивать картошку. Вот почему, когда я оглядываюсь назад и вспоминаю, сколько всяких бед со мной приключилось, я считаю, что они пошли мне на пользу, потому что гораздо большим несчастьем, по-моему, было остаться в Венгрии и прожить жизнь полуграмотного бедняка крестьянина. Где только мне не довелось побывать, с кем только не познакомиться, научиться стольким премудростям, пережить столько чудесных мгновений, любить женщин, – все это дорогого стоит, и я с удовольствием расплатился по полной. Точно так же возможность находиться рядом с сестрой и наблюдать чудеса, которые творятся вокруг нее, требует от вас самоотречения, и вам следует с этим смириться.

– Слишком большая жертва.

– Раз вы оказались здесь, по-прежнему составляете ей компанию и, несмотря ни на что, не собираетесь ее покинуть, значит, эта жертва совсем не кажется вам непосильной.

– Это же наша сестра. Мы одна семья.

– Семьи распадаются, а мужчины, достигнув определенного возраста, начинают искать свой собственный путь. Но вы все так же привязаны к Айзе, потому что знаете, что вдали от нее жизнь не будет иметь смысла. Как не будет иметь, если она изменится.

– Но ведь Айза сама хочет измениться!

– Верю, – согласился венгр. – Но что будет, когда ей это удастся? Она почувствует пустоту, потому что превратится в другого человека. Если однажды она обнаружит, что ее запутанный внутренний мир исчез, она, скорее всего, сойдет с ума.

Асдрубаль и Себастьян не ответили, убежденные в том, что, возможно, так и есть и ни их сестра, ни они сами никогда не сумеют приспособиться к другому образу жизни. Постоянное напряжение, когда в любой момент может произойти все, что угодно, превратилось в привычку, от которой невозможно избавиться.

Каждое утро они с тревогой открывали глаза: какое очередное чудо готовит день грядущий? И так же, как когда она была девочкой и они ждали, чтобы она указала, откуда появится тунец, сейчас, когда она повзрослела, их поддерживала надежда на то, что полоса несчастий осталась позади и возвращаются времена, когда Дар служил для чего-то большего, нежели навлекать несчастья на их головы.

Однако совершенно точно именно этот проклятый Дар завел их в самую глушь забытой богом гвианской сельвы, в окружение полусотни голых дикарей, чьи раскосые глаза не отрывались от их сестры, которая спала, охваченная странной лихорадкой.

Они очутились в таком странном мире, что им, родившимся среди лансаротских рыбаков, было все равно: признать, что эти человечки с длинными трубками были игрой воображения, или согласиться с тем, что Айза и в самом деле перевоплотилась в первобытную богини сельвы.

Поэтому особенно выбирать не приходилось. Можно было либо не считать происходящее реальностью, либо пожать плечами, не заботясь о том, что принесет с собой рассвет: необычайные чудеса или только усталость и жару долгого похода через чащу.

Однако в то утро чудес не произошло. Их ждал только трудный переход в душной и влажной атмосфере, длившийся до тех пор, пока после полудня не начал набирать силу далекий рев, и по мимике и односложным выкрикам воинов они поняли, что приближаются к реке.

Она текла с юга, с отрогов Сьерры-Пакараймы, перескакивая с камня на камень, живая и стремительная, однако где-то километров через десять по левому берегу внезапно вырастала каменная стена, которая обуздывала рычащий каскад. Русло под ним расширялось, и он успокаивался, словно речь шла о двух разных реках, у которых общей была лишь вода, хотя, говоря по правде, даже вода казалась другой, поскольку не было общего между той, что ревела, взбивая пену, и той, что тихо журчала, устало прокладывая себе путь между толстых корней высоких сейб, индийских каштанов и королевских пальм.

Венгру понадобилось всего несколько жестов и полудюжина слов, казавшихся тарабарщиной, – и туземцы начали валить деревья и соединять их с помощью бехуко и лиан. Так что спустя пару часов они построили плот, снабдив его кормовым веслом и двумя длинными и крепкими шестами из древесины чонты.

Перенеся Айзу на импровизированный бонго – ей уже явно стало лучше, – «цивилизованные» уложили рюкзаки, оружие и гамаки и, погрузившись на борт, позволили индейцам вытолкнуть плот на середину течения.

А потом те остались позади: одни по пояс в воде, другие на берегу, третьи даже взобрались на ветви деревьев, – и по мере того, как течение уносило плот все дальше, постепенно уменьшались и теряли реальные очертания, пока вдруг не пропали из виду, проглоченные листвой. Их исчезновение было таким внезапным, словно они были сновидением, а не явью.