Марадентро

– Чернореченцы, – произнес Золтан Каррас, когда огромная куриара скрылась из виду ниже по течению и можно было не опасаться, что его услышат. – Носовой – индеец арекуна, а кормчий – колумбийский бандит, у которого на совести около сотни убитых, если его случайно наделили совестью. – Он поискал свою трубку и неторопливо ее зажег, стараясь, чтобы окружающие не догадались, что он нервничает. – Мне это совсем не нравится, – сказал он. – Не по душе это мне!

– Они же уплыли.

– И ты думаешь, что на этом дело кончилось? Как только они доберутся до индейской малоки на месте впадения в Парагуа и выяснят, что мы не проплывали, они станут нас дожидаться. И уверяю тебя, что играть с чернореченцами в кошки-мышки доставляет мало удовольствия. – Он обвел рукой вокруг, словно желая объять окружающие дебри, и хрипло добавил: – Это дикий край, здесь действует один-единственный закон: каждый сам за себя. – Он прищелкнул языком. – Думаешь, приятно знать, что за любым поворотом реки тебя могут поджидать грабители, а среди них есть потрошители, которым ничего не стоит вспороть старателю живот, чтобы отобрать у него камни. Нет! Мне это совсем не нравится.

– А что мы можем сделать? – спросил Себастьян.

– Я сам хотел бы это знать, парень, – ответил венгр. – Пока я знаю, чего нам не следует делать: плыть вниз по течению, – а что делать, не представляю.

– Вернуться? – робко предположила Аурелия.

– Куда? В Трупиал, где сейчас чернореченцев больше, чем в самом Сан-Карлосе? – Он отрицательно покачал головой: – Не думаю, что это удачная мысль.

– Справа была какая-то река.

– Да. Знаю, – ответил венгр на замечание Айзы. – Приток, который остался позади пару часов назад, но я не знаю ни что это может быть, ни откуда он течет.

– А что там, с той стороны?

– Верховья Парагуа, а дальше – Сьерра-Пакарайма и бразильская граница. Край, куда никогда не ступала нога ни одного «цивилизованного» человека и где живут одни враждебные племена.

– Гуайка?

– Может, и гуайка, хотя они обычно обитают дальше, на юго-западе, в верховьях Окамо и Ориноко. – Он помолчал. – Знаешь, что значит «гуайка»? «Те, кто убивает». – Он скорбно покачал головой. – Мне вовсе не улыбается выбирать между гуайка и чернореченцами. Это все равно как если бы мне предложили выбрать: выколоть ли мне глаз или вырвать язык.

– Ксанан – гуайка, – заметила Айза.

– Но он мертв, а как сказал бы гринго, «хорош только тот гуайка, который умер». – Венгр тяжело вздохнул – верный знак, что он растерян. – Поймите меня правильно, – продолжил он. – Я ничего не имею против индейцев и часто живу с ними долгое время, но обычно это пемоны, арекуна или камаракото: мирные люди, с которым приятно общаться. Мне симпатичны даже макиритаре и йекуана, только не гуайка. Эти последние – примитивные, кровожадные и вдобавок во что бы то ни стало хотят сохранить независимость. Они ненавидят «разумных», и я знаю много случаев, когда старатели попадали на их территорию – и больше их никто не видел. На дворе уже тысяча девятьсот пятидесятый, а их край все еще остается самым неисследованным на планете, и одному Богу известно, что там может находиться.

– Алмазы.

– Ты уверена?

– Уверена, – ответила Айза. – Месторождение МакКрэйкена находится на вершине тепуя, только не на востоке, а на западе от Карони. В этом и заключается ошибка, которую совершает Джимми Эйнджел в своих поисках, потому что заблуждался сам МакКрэйкен, сообщивший ему, где их надо вести. Он не учел того, что Карони делится на два рукава: западный – это Парагуа, а восточный – настоящая Карони. Он их путал, поэтому месторождение должно находиться в междуречье.

– Откуда ты знаешь?

– Видела во сне.

– Иди к черту!

– Ладно, пойду к черту. Но я видела это во сне, не зная, что две реки сливаются в одну, а когда сверилась с вашими картами, оказалось, что так оно и есть. – Тон ее голоса казался особенно настойчивым, и она держалась очень уверенно. – Меня не интересует это месторождение, – продолжила она. – По мне, так оно может оставаться там, где находится, но я знаю, что оно расположено к западу от Карони и что там его никто не искал.

Венгр ничего не сказал, вышел на берег и исчез среди зарослей. Ему было необходимо переварить услышанное. Все это просто не укладывалось у него в голове. Чертова девчонка опять ухитрилась сделать так, что его мозг был готов вот-вот взорваться. В жизни венгр всякого нахлебался, но даже в самых нелепых происшествиях прослеживалась хоть какая-то логика. А сейчас – нет. Начиная с того злосчастного дня, когда он столкнулся с беспокойной семейкой, события, казалось, подчинялись самому невообразимому абсурду.

Невозможно было понять, как Айза, никогда раньше не бывавшая в Гвиане и ничего не знавшая о ее истории, обычаях и географии, оказалась способной решить старую загадку потерянного месторождения путем простого предположения относительно обстоятельства, на которое, похоже, никто раньше не обратил внимания.