Марафон длиной в неделю

— Из «Цеппелина»?

— Конечно.

— Зачем он вам?

— Марков остался в Бреслау?

Кранке неопределенно пожал плечами:

— Наверно...

— Прошу вас припомнить точно: когда штурмбанфюрер Краусс прилетал в Бреслау, Марков был на месте?

— Неужели сейчас это имеет какое-то значение?

Валбицын указал на потолок.

— Кажется, четверть часа назад он был здесь... — Обернулся к Георгу, спросив: — Русский офицер, разговаривавший с вами по-немецки, высокий, худой, горбоносый?

— Да, но откуда вы знаете?

Валбицын победно усмехнулся.

— Поздравляю вас, гауптштурмфюрер. — Он церемонно поклонился Кранке. — Вы пригрели в «Цеппелине» змею, точнее, русского агента.

— Марков? — растерянно переспросил Кранке. — Все так доверяли ему.

— Я тоже, — подтвердил Валбицын. — Но вы не ответили на мой вопрос...

— Я видел Маркова, когда из канцелярии выносили сейф. Вертелся во дворе без дела... Однако в «Цеппелине» был такой кавардак, все разваливалось... Вы же сами знаете...

— Вот-вот, — уверенно прервал его Валбицын. — Марков воспользовался беспорядком и возвратился к своим. Зная, что мы вывезли куда-то сейф с документами «Цеппелина». И теперь разыскивает нас. Наступает нам на пятки. Гауптштурмфюрер, не кажется ли вам, что Марков прекрасно информирован?

— Да, пожалуй, кто-то навел его на наш след, — согласился Кранке.. — Но, видите, пока что бог миловал...

— Бог и Георг, — уточнил Валбицын. Немного подумал и сказал резко, будто отдавал приказ: — Теперь отсюда ни на шаг. Пока не получим сигнал от Краусса.

Кранке не понравился категоричный тон Валбицына, но возражать не стал. В самом деле, один неосмотрительный шаг — и все собаке под хвост.

— Спать, — сказал он утомленно, — давайте отдыхать, господа, ведь уже скоро двенадцать.

— Принесите мне бутылку, Георг, — попросил Валбицын, но, подумав, что старик может пожалеть полную и принесет откупоренную, остановил камердинера: — Или нет, не надо, я сам. А вы ложитесь, вечер действительно выдался не из веселых.

Георг ушел, а Валбицын направился потайным ходом в библиотеку. Достал из бара бутылку, постоял перед открытым окном, вслушиваясь в тишину парка. Он шумел успокаивающе, но внезапно издали донесся приглушенный гул, будто надвигалась гроза, однако Валбицын хорошо знал: это вовсе не гроза, а отзвуки канонады. Значит, где-то километрах в двадцати или немного дальше идет бой, видно, русские штурмуют Бреслау, и, конечно, город долго не удержать. Однако мысли об этом не опечалили Валбицына — какое ему дело до Бреслау, до Берлина, наплевать на все, впереди приятная ночь с полной бутылкой, а утром все решится. Будет хорошо, если Краусс подаст сигнал, если же нет, придется выбираться отсюда самому. Появление Маркова в имении фон Шенка не может быть случайным, и, как говорят преступники, надо поскорее слинять.

Кранке вытянулся на кровати, подмостив под голову высокую подушку, и читал толстую книгу. В круглых, с металлической оправой очках, под желтым светом лампы он походил на добропорядочного бауэра, отдыхающего после рабочего дня, и сейчас его верная Лизхен или Кетхен придет пожелать ему доброй ночи и нежно чмокнет в лоб...

Эта идиллическая картина почему-то не тешила Валбицына, наоборот, раздражала. Ему хотелось сказать гауптштурмфюреру что-то едкое, но не нашел нужных слов, лишь откупорил бутылку и наполнил бокал. Долго держал его, разглядывая коньяк на свет, словно это была какая-то заморская диковина, наконец сердито хмыкнул и осушил бокал, не глотая, просто вылил в желудок. Так пить он научился еще смолоду у штабс-капитана Лукьяненко, тот демонстрировал это умение в землянках под Брестом, когда стояли в обороне. Потом, во время Брусиловского прорыва, штабс-капитан погиб где-то под Львовом. Наверно, все давно уже забыли о нем, все, кроме Валбицына... И надо же такое, штабс-капитан был награжден тремя офицерскими Георгиями, имел огромный успех у женщин, кажется, его принимал сам император, а все — напрасно, все, оказывается, ни к чему, все забылось, кроме уникального умения пить водку.

Воспоминание о штабс-капитане Лукьяненко потешило Валбицына, и настроение у него немного улучшилось. Растянулся на кровати, погрузившись в воспоминания о далекой молодости. Воспоминания всегда были приятны Валбицыну. Пожалуй, только они да еще алкоголь держали его на свете. Все имущество Валбицына в последнее время укладывалось в один-два чемодана. Сейчас не было даже этих чемоданов, что вовсе не огорчало его, наоборот, ощущение того, что все твое на тебе и весь багаж помещается в рюкзаке и в полевой сумке с разными причиндалами для изготовления документов, раскрепощало, придавало какую-то особую легкость, испытываемую человеком разве что в предвкушении необременительного и приятного путешествия.