Маргарет Тэтчер: От бакалейной лавки до палаты лордов

Место произнесения речи было символическим, ибо это был «Коллеж Европы», храм будущих еврократов, элитное учебное заведение, где проходили обучение будущие высокопоставленные европейские чиновники. Итак, цель была выбрана верно, как и место нанесения удара. Брюгге — ганзейский город, свободный или, как говорили, вольный город, который сделал торговлю с огромным миром основой своего процветания. Без свободы торговли и без дерзкой смелости местных купцов никогда бы не вознеслись ввысь островерхие крыши его домов и его гордые зубчатые башни и колокольни. Речь Маргарет в Брюгге прозвучала как гром среди ясного неба для брюссельских чиновников, удобно расположившихся в креслах Еврокомиссии. Она напомнила всем о Европе стран-отчизн разных народов, о Европе национальных государств, корнями уходивших в свои исторические реалии, именно о такой Европе она говорила, а не об огромной «штуковине», как сказал бы генерал де Голль, опутанной сетью бездушных регламентирующих указаний. «Цель была ясна, — пишет она в мемуарах. — Разве британская демократия, разве суверенитет парламента, то есть его верховная власть, разве наше обычное право, наше традиционное чувство справедливости, наша способность самим управлять нашими делами <…>, разве всё это должно было быть подчинено интересам далекой европейской демократии, опиравшейся на очень разные традиции?» Кроме того, на Востоке тоже началось движение, там миру стали открываться новые народы, и Маргарет считала, что сейчас не время создавать крепость под названием «Европа», а напротив, сейчас надо дать Европе шанс стать обширной зоной процветания, своеобразной Европейской ассоциацией свободной торговли от Атлантики до Урала.

Речь была потрясающе убедительной. Вступление к ней звучало как «снискание расположения» собравшихся. Маргарет настаивала на том, что Англия внесла большой вклад в дело создания и обороны Европы, а также убеждала, что «мы должны всегда рассматривать Варшаву, Прагу и Будапешт в качестве европейских городов». Однако самый яркий пассаж она приберегла для середины речи: «Мы не для того старались у себя в Великобритании отодвинуть подальше границы государства, чтобы нам их вновь навязали на общеевропейском уровне вместе с супергосударством, которое будет уже из Брюсселя управлять нами. <…> Добровольное и активное сотрудничество между суверенными и независимыми государствами — лучший способ создать преуспевающее Европейское сообщество <…>. Европа будет более сильной именно потому, что Франция в ней будет Францией, Испания — Испанией, Великобритания — Великобританией и каждая страна останется самой собой, со своими нравами и обычаями и своей самобытностью. Было бы безумием лишить их индивидуальности и всех „подогнать“ под единый среднеевропейский образец прет-а-порте». Можно было подумать, что эти слова говорит де Голль, вспоминая Гёте, Данте или Шекспира, которые ничего не значили бы для Европы, если бы писали не на немецком, итальянском или английском, а на некоем «универсальном эсперанто».

Обозначив принципы, Маргарет обрушилась с яростной критикой на конкретные вещи, заговорив о необходимости реформирования аграрной политики Сообщества, о функционировании единого Общего рынка при минимуме регламентации, о «Европе предпринимательства», о необходимости ведения переговоров в рамках общего соглашения о тарифах и торговле[192], о важности НАТО и об опасности разрыва отношений с США в пользу Западноевропейского союза. Заключительная часть речи не была антиевропейской, но она была явно «проатлантической» и «суверенитетской». Маргарет провозгласила: «Пусть Европа будет семьей народов, всё лучше и лучше понимающих друг друга, пусть эти народы сотрудничают всё больше и больше, но пусть они ценят нашу национальную самобытность столь же высоко, сколь и нашу совместную общеевропейскую попытку создать великое Сообщество. Давайте обретем Европу, играющую свою прекрасную роль в мире, Европу, которая скорее смотрит за свои пределы, чем внутрь себя, Европу, оберегающую это Атлантическое сообщество, эту Европу по обе стороны океана, которая является самой благородной частью нашего наследия и нашей самой большой силой».

Тональность речи Маргарет была столь близка к тональности выступлений генерала де Голля, — хотя их «атлантические» позиции были совершенно различны, — что некоторые комментаторы после окончания речи заговорили о «грантемском голлизме». И это отчасти было правдой.