Маргарет Тэтчер: От бакалейной лавки до палаты лордов

В сфере «европейских дел» Маргарет могла насладиться успехом Даунинг-стрит, 10. В Англии помнили о тех унизительных вето, что накладывал генерал де Голль, когда Великобританию грубо оттолкнули в 1963 и 1967 годах после долгих месяцев трудных переговоров и вернули к статусу «островного государства». В 1970 году, когда де Голля уже сменил Помпиду, Тэду Хиту удалось изменить направление ветра. Чтобы противостоять вызову «великих просторов», Помпиду предпочел видеть Англию в составе Европы, а не вне ее. В Лондоне наконец начала приобретать конкретные очертания давняя мечта о двенадцати звездах на синем фоне (флаг Евросоюза. — Пер.). И Маргарет была отнюдь не последней среди тех, кто лелеял эту мечту. Та Маргарет, которая впоследствии станет жрицей национального суверенитета, будет яростно сражаться за уменьшение суммы взноса Британии в бюджет Европейского сообщества и прославится своими словами: «Я хочу вернуть обратно мои деньги». Но в ту пору она была яростной сторонницей идеи европейского сотрудничества, убежденной «проевропейкой». В проникновенной речи, произнесенной в Финчли, она с жаром призывала «ко все более тесному объединению», говорила, что «суверенитет — это теоретическая проблема…», сетовала, что «Европа движется вперед без нас, а ведь это очень важно: иметь доступ на этот растущий рынок и не быть вне его и не смотреть, как он проходит мимо нас <…>; после вступления в Сообщество Франция не перестала быть Францией, а Голландия — Голландией». Произнося такую речь, она следовала инструкции, данной правительством, а не страной и даже не всей партией консерваторов. Среди политических друзей Маргарет было немало таких, кто выступал против вступления в Сообщество. Для Энока Пауэлла, Джона Биффена, Джорджа Гардинера или Нормана Ламонта «присоединиться к Брюсселю» означало отречься частично от национального суверенитета и подвергнуть себя риску вступить в конкурентную борьбу, к которой страна еще не готова; короче говоря, это означало еще раз спустить «Юнион Джек», после того как он уже был спущен как флаг великой империи.

Одно за другим посыпались предупреждения. На вопросы Дерека Уолкер-Смита, что делать с европейскими законами, несовместимыми с законами Англии, а также о совместимости с суверенитетом английского парламента[86]

новых законодательных норм, основанных на принципе главенства законов Сообщества над законами отдельных стран, генеральный стряпчий, то есть главный советник Короны по юридическим вопросам, сэр Джеффри Хау мог дать только очень путаный ответ. Вынужденный признать, что «да, если по недосмотру такой конфликт возникнет, правительство и парламент должны будут заняться его разрешением», он как бы давал понять: давайте сначала подпишем договор, а потом у нас будет время подумать.

Во время голосования о вступлении Англии в Европейское сообщество правительство решило провести свободное голосование среди консерваторов. Идея вступления была одобрена 112 голосами большинства благодаря поддержке 69 лейбористов. Но когда условия вступления и его цена стали известны, то дело приняло совсем иной оборот. Всего лишь 309 голосами против 301 и благодаря заключенному по данному случаю соглашению с либералами договор о вступлении был одобрен. Это было в феврале 1972 года. Мэгги не относилась к числу тех, кто при голосовании сказал «нет». В мемуарах она пишет, что «не осознавала всей важности этого вопроса; в моих глазах и в глазах моих коллег аргументы, выдвинутые Эноком Пауэллом и другими по поводу суверенитета, были всего лишь чистой теорией», и признает, что главная политическая ошибка заключалась в переоценке тех выгод и преимуществ, на которые тогда рассчитывали, а также в том, что без особых переговоров было дано согласие на то, что доля Англии в общем бюджете Сообщества составит 17 процентов.

Маргарет зло подсмеивается в мемуарах над той всеобщей «еврофилией»: «Многие, если не все, больше не пытались понять <…>, что будет лучше для Великобритании; ведь главное, быть хорошими европейцами». Она иронизирует над празднествами под названием «Фанфары в честь Европы», которыми в январе 1973 года должно было ознаменоваться вступление Англии в Общий рынок. Она смеется над элитой, «купавшейся в эйфории» во время шикарного гала-концерта, данного в Королевской опере, а потом и в Ланкастер-хаусе в честь «того дня, когда королевство перестало быть островом». Тридцать лет спустя это сделать было легко… Смеясь над элитой, Маргарет ведь смеялась и над собой, потому что принадлежала к этой элите по убеждению конечно же, а еще потому, что мечтала о министерстве иностранных дел, как утверждают злые языки. Но дело прошлое! В отношении этого вопроса взгляды Маргарет изменились радикально, а в то время она следовала курсом правительства и чувствовала себя прекрасно.

Время перемены курса