Маргинальные любовники

София и Беа, две одинокие души, свернулись клубком каждая в своей постели.

София засыпает, прижав колени к груди. Большой палец в опасной близости ото рта. Наверно, ей нужен психиатр.

Беа лежит без сна, слушая мамин голос со старой виниловой пластинки. Запись 1979 года – «Мой веселый Валентин». Хрипловатый голос Эббы – мама всегда делала пару затяжек перед входом в студию.

Спустя три года после записи она умерла. А в голосе столько жизни. Кажется, чувствуешь ее дыхание на коже.

У Беа волоски на руках встают дыбом – светлый пух, покрывающий их, словно мех. Вся кожа в шрамах. В душе она всегда до крови трет себя губкой. Боль означает, что она еще жива.

Мой веселый… Мой веселый… Мой веселый…

Пластинку заело. Беа убирает иголку. Берет украденный стетоскоп и, подойдя к окну, слушает свое сердце.

Тук, тук, тук…

Ветер бьется в окно, из которого видно канал и дворец на другом берегу. Но, к сожалению, не только их, а еще и автомобильную дорогу, всегда забитую. Правда, шума не слышно: Беа живет на пятом этаже, но на всякий случай вставила в окна тройные стекла.

У Беа четырехкомнатная квартира с кухней, купленная за наличные. В 1997 году она обошлась ей в один миллион четыреста крон. Скромная сумма, учитывая ее сегодняшнюю стоимость в три с половиной миллиона.

Жизнь у нее скучная, но, по крайней мере, у нее красивый дом. Лучше, чем у других. Это ее маленькая месть.

В самой маленькой комнате, которую Беа отвела под спальню, она сделала звукоизоляцию. У старых домов есть свои недостатки. Только почему-то маклеры всегда забывают про них упомянуть. В остальных комнатах располагаются столовая, где она как-то раз кормила папу ужином, рабочий кабинет (по совместительству библиотека) с пятиметровым потолком и панорамным окном, выходящим на канал и дворец (ей нравится фантазировать, что она художник, а это ее ателье), и гостиная с роялем, на котором она почти не играет, телевизором, велотренажером и дверью на балкон, где она по ночам тоскует по дому.

По родному дому. По своей комнате с голубым покрывалом на постели и старой мебелью. Маминому кабинету за стеной. Скрипу паркета по ночам, когда маме не спалось.

Приглушенным звукам джаза, когда маме хотелось танцевать.

По папиному голосу, когда он просыпался от шума и входил к ней.

Иногда Беа выходила из комнаты и, сидя на лестнице, подслушивала родителей в надежде услышать что-нибудь интересное.

Иногда она слышала, как они занимались любовью. Обычно на утро после этого мама пекла вафли на завтрак, а папа щедро поливался одеколоном.

Казалось, это было вчера.

Беа чувствует, что засыпает.

Счастье так мимолетно.