Марианна. Книги 1-6

Положение ее было критическим. Арестованная как нелегально приехавшая эмигрантка, она знала, по рассказам Никола Малерусса, что сильно рискует. К тому же ценное для нее письмо осталось в сумке. Поэтому чувства Марианны колебались от отчаяния, когда она думала о себе, до ярости, когда она вспоминала о презренном Ледрю, который подло выдал ее за отказ утолить его любовный голод. Последнее чувство было гораздо более возбуждающим, чем первое, и даже согревало, так кипела в гневе кровь.

Сдернув с постели одеяло, она накинула его на плечи и начала яростно мерить шагами предоставленное ей ограниченное пространство, пробуждая свой разум по мере того, как она согревалась. Дело шло к тому, что надо было думать, серьезно думать, потому что она не намеревалась оставаться в этой тюрьме до тех пор, пока полиция Наполеона не переведет ее в другую, более строгую, более суровую, приговорит к смерти или еще отошлет под надежной охраной в Англию. Она точно не знала, как поступают с тайно проникшими в страну эмигрантами; Никола не счел необходимым рассказать ей все, чтобы, без сомнения, не пугать ее, но она догадывалась, чем это может грозить.

Она точно знала, где находится. Когда жандарм высадил ее из фиакра, он сказал, что это тюрьма Сен-Лазар, но это было для нее пустым звуком: все ее знакомство с тюрьмами ограничивалось лондонским Тауэром и плимутскими понтонами. Однако тюрьмы должны быть в ведении министра полиции, а именно его ей надо было увидеть как можно скорее. Конечно, у нее не было с собой письма, но в памяти осталась фраза, которую Никола заставил выучить ее наизусть, и она сможет повторить ее.

Итак, надо немедленно добиться встречи с этой высокопоставленной особой, а для этого – привлечь к себе максимум внимания. Окружавшая ее тишина была невыносимой. Чтобы набраться смелости, она подумала о Жане Ледрю и о том, что она сделает с ним, если судьба наконец проявит к ней благосклонность и отдаст его ей связанным по рукам и ногам. Средство оказалось действенным. Вновь охваченная гневом, Марианна бросилась к двери и стала колотить в нее кулаками, крича изо всех сил:

– Я хочу видеть министра полиции! Я хочу видеть министра полиции!

Сначала никто не отвечал, но девушка не отчаивалась и удвоила свои усилия. Наконец в коридоре послышались шаги, и в зарешеченное окошечко заглянуло суровое лицо монахини.

– Замолчите! Что за крик? Вы разбудите всех!

– А мне все равно! Меня заперли здесь вопреки всяким правилам. Я никакая не эмигрантка, а Марианна Малерусс, как это сказано в паспорте, который мне не дали возможность захватить… и я хочу видеть министра.

– Министра не будят ночью ради взбалмошной девицы! Завтра Бог даст день, и с вами, без сомнения, разберутся.

– Если можно было подождать до утра, то я не понимаю, почему меня не оставили спокойно спать дома. Судя по тому, как спешили ваши жандармы, можно было решить, что там пожар!

– Вы могли сбежать! Вас надо было взять под стражу!

– С сожалением должна заметить, сестра моя, что в ваших словах нет никакого смысла. Я остановилась в гостинице после долгого, утомительного путешествия. Может быть, вы знаете, куда и зачем я должна была сбежать?

Несколько квадратных сантиметров застывшего лица, обрамленного черно-белой косынкой, стали как будто еще строже.

– Я не призвана обсуждать с вами обстоятельства вашего ареста, дочь моя. Вы находитесь в тюрьме, а я должна повиноваться приказам, которые я получаю, и присматривать за вами здесь. Замолчите и постарайтесь уснуть.

– Уснуть? Кто сможет уснуть с чувством несправедливости! – вскричала Марианна в порыве драматического вдохновения. – Я не засну до тех пор, пока мои крики не будут услышаны. Идите за министром. Он должен выслушать меня!

– Он прекрасно выслушает вас завтра. А сейчас замолчите. Если вы будете продолжать скандалить, я посажу вас в карцер, и оттуда вас уже никто не услышит.

Сказано было предельно ясно, и Марианна, не имея желания очутиться в некой мрачной «…in pace», приняла мудрое решение сбавить тон, хотя и не признала себя побежденной.

– Ладно! Я готова замолчать. Но запомните следующее, сестра моя, у меня важное сообщение для министра, даже очень важное сообщение, и, вероятно, он будет весьма недоволен, если это сообщение по вашей вине не поступит к нему в нужное время. Конечно, если недовольство министра вам безразлично…

Оно не было безразлично! Марианна поняла это по озабоченному лицу сестры, которая даже порозовела. Гражданин Фуше, совсем недавно получивший титул герцога, наверное, не отличался снисходительностью.

– Хорошо, – пробормотала сестра. – Я предупрежу нашу мать-настоятельницу, и она сделает все необходимое с самого утра. Только, ради Бога, успокойтесь.

Она бросила вокруг себя беспокойные взгляды… В самом деле, обитатели соседних камер проснулись. Везде нарастал гул голосов. Тишина растаяла, пустыня ожила… и, по всей видимости, надзирательница не любила этого. Она проворчала:

– Ну вот! Вы разбудили весь этаж. Мне потребуется не меньше четверти часа, чтобы успокоить их. Вы заслужили карцер.