Марианна в огненном венке. Книга 1

— Она не могла не найти его прекрасным, не так ли? — добавил Жоливаль, скорее утверждая, чем спрашивая.

Донна Лавиния крепче прижала ребенка к груди и, едва удерживая слезы, посмотрела на американца.

— Увы, сударь, она даже не захотела посмотреть на него, на этого бедного маленького ангелочка. Она с таким ужасом приказала мне унести его, словно это чудовище…

Наступило молчание. Мужчины посмотрели друг на друга, и Жоливаль отвернул голову от сурового взгляда корсара.

— Я опасался, что так будет, — сказал он охрипшим голосом. — С тех пор как она узнала о своей беременности, Марианна отчаянно старалась избежать материнства.

Со своей стороны, Язон не сделал никакого замечания.

С нахмуренными бровями и резкой складкой в углу рта он размышлял. Но когда донна Лавиния, снова укрыв малютку, собралась продолжить свой путь, он остановил ее.

— Куда вы идете с ребенком?

Она заколебалась, пытаясь спрятать покрасневшее лицо.

— Я думала… будет правильным показать его хозяину этого дворца!..

Поведению и голосу экономки явно не хватало естественности. У Жоливаля внезапно появилось ощущение, что что-то произошло, но что именно, он не мог определить. Ни один из актеров этой сцены не шелохнулся, но под взглядом корсара донна Лавиния казалась пригвожденной и, словно животное, которое чует западню, задышала коротко и часто, выдавая охватившее ее волнение.

Тем не менее американец, отступив на один шаг, чтобы освободить проход, согнулся в учтивом поклоне.

— Вы правы, донна Лавиния! — сказал он серьезно. — Это вполне естественно. Ваше решение очень деликатное и делает вам честь, так же как и этот ребенок.

Когда Марианна очнулась от благотворного сна, который поглотил ее тело и душу, занавеси в комнате были задвинуты, а зажженные лампы испускали мягкий золотистый свет, ибо ночь уже наступила. Фаянсовая печь мурлыкала, как большой домашний кот, а донна Лавиния, держа в руках блюдо с чем-то дымящимся, приближалась к кровати. Возможно, какой-то неясный шум или аппетитный запах ужина разбудил Марианну, ибо она не ощущала желания расстаться со сладостью отдыха.

Каждая клеточка ее тела еще требовала сна. Тем не менее она открыла глаза.

С животным наслаждением существа, долгое время выдерживавшего тяжелое физическое принуждение и вдруг обретшего полную свободу движений, она сладостно вздохнула и потянулась. Господи, как хорошо снова стать самой собой после всех этих месяцев, когда ее тело превращалось во все более и более обременяющий чуждый груз!.. Даже память об ужасных часах, которые она вынесла в этой кровати, уже стушевалась, уносимая неумолимым потоком времени в густой туман забвения.

Забросив за плечо щекотавшую щеку непокорную прядь, она улыбнулась экономке.

— Я проголодалась, донна Лавиния. Который уже час?

— Скоро девять, госпожа. Ваша милость спали почти двенадцать часов. А сейчас вашей милости лучше?

— Я чувствую себя почти хорошо. Еще несколько часов доброго отдыха, и я совершенно поправлюсь.

Не прерывая разговора, Лавиния хлопотала, помогая молодой женщине устроиться поудобнее в гнездышке, быстро сделанном из подушек, затем провела ей по лицу смоченной настоем вербены салфеткой и, наконец, расположила у нее на коленях черный лакированный поднос.

— Что вы принесли мне? — спросила Марианна, вдруг снова ощутившая интерес к еде.

— Овощная похлебка, жареный цыпленок, компот на меду и стакан кьянти., .. Врач утверждает, что немного вина будет только на пользу вам.

Все исчезло с завидной быстротой. Эти скромные кушанья показались изголодавшейся Марианне вкуснейшими в мире. Она наслаждалась с тем большей полнотой каждой из маленьких физических радостей своего обновления, что, поглощенная ими, откладывала на потом моральные заботы, которые не преминут скоро заявить о себе.

С легким вздохом удовлетворения она допила последние капли вина и хотела снова лечь, чтобы продолжить сон, который казался ей сейчас самым желанным состоянием. Но что-то зашевелилось за портьерой, закрывавшей дверь ее комнаты. Появилась высокая фигура князя Коррадо, и… блаженное состояние молодой женщины разлетелось вдребезги.

Он был последним человеком, которого она желала видеть в эту минуту. Несмотря на украшенный бирюзой белый тюрбан, обрамлявший гордую голову, он показался ей зловещим в своем длинном черном кафтане, единственным украшением которого был широкий кинжал, торчавший за шелковым кушаком. Не представлял ли он тревожащую тень ее судьбы, злого духа, следящего за каждым ее шагом… если только он не воплощал угрызения совести, не дававшей полного умиротворения ее хозяйке? И, глядя, как князь приближался, молодая женщина подумала, что он больше, чем обычно, похож на черную пантеру.

Тихо, своим обычным спокойным шагом он пересек просторную комнату и подошел к кровати, в то время как донна Лавиния после реверанса исчезла, унося поднос.

С минуту эти необычные супруги пристально смотрели друг на друга, не говоря ни слова, и снова Марианна почувствовала недомогание. Этот человек обладал странной властью постоянно вызывать в ней ощущение виновности в необъяснимых проступках…