Мариэль. Замок в ипотеку

— Что эт-то т-такое?! — Отползая к кровати, Мари дрожащим пальцем указала на скелет в объятиях Шеймаса.

— А, это? — улыбнулся тот. — Мой приятель. Бывший хозяин замка. Он помер. Но мне было скучно…

— Не заливай! — рявкнула Мари, наконец начав отходить от шока. Она встала, поправила на себе платье и хмуро взглянула на Шеймаса. — Он ненастоящий. Иначе ссыпался бы в кучку.

Он запихнул скелет обратно в шкаф, захлопнул дверцы и повернулся к Мари.

— Жил я себе здесь, не тужил. Жрал, что хотел. Дрочил, где хотел. И тут ты! Явилась, не запылилась.

— Я же сказала, утром уеду.

— До утра я стану невротиком!

— Ты?! — поразилась Мари. — Ты оскорбил меня, накормил гадостью, прогнал и окатил ледяной водой! Бедная твоя ранимая натура!

— Во-первых, не оскорбил, а констатировал факты. — Шеймас сделал шаг вперед и выстави вверх указательный палец. — Во-вторых, — он выставил еще один палец и приблизился еще на шаг, — бычий член — это деликатес. В-третьих, я не прогнал тебя, а подарил тебе свободу от нашего запечатления. В-четвертых, ты даже не подмылась перед сном. Так что ведерко с водичкой было кстати, — он издевательски улыбнулся, подойдя к Мари вплотную. — Я душка, да?

— Ты сволочь, — прошипела Мари. — Говоришь, что у Луиса нет яиц. Но их нет у тебя! — Она ткнула пальцем в грудь Шеймаса. — Ты попал сюда и сложил лапки. Даже не попытался выбраться, доказать вину Тальины и Нэима, оправдать себя! Наши соплеменники умирали в адских муках! — Ее голос затрясся от подступающего к горлу кома. — Они молили о помощи! А ты так легко сдался… Ты подлый, ленивый эгоист с завышенным самомнением. Вселенная запечатлела нас с тобой не для продолжения рода палал, а чтобы обречь тебя на одиночество и искоренить твои поганые гены из мира!

Чем яростнее говорила Мари, тем азартнее мелькали искорки в глазах Шеймаса, и это заставило ее замолчать. Она поджала губы и сделала шаг назад.

— Похоже, ты с Лу от скуки подыхала, — усмехнулся он, облизнувшись. — Теперь на мне отрываешься.

— Тебе что, в кайф бесить людей? — развела руками Мари.

— Я не виноват, что вы такие раздражительные.

— Убирайся! — выдохнула она.

— Ты выгоняешь меня из моего собственного дома, а завышенное самомнение у меня, — с издевкой заметил Шеймас. — Я хотел предложить тебе поспать вместе, а то замерзнешь…

— Ага, чтобы ты облапал меня.

— Было бы что лапать. Смотреть-то тошно за твои фигушки. Впрочем, как хочешь. Спокойной ночи.

Не задерживаясь Шеймас вышел. Свеча догорела, и Мари оказалась в кромешной тьме. Недолго постояв на месте, она проглотила обиду и тихо произнесла:

— Ты тут?

Послышался сдавленный смешок Шеймаса. В коридоре чиркнула зажигалка. Мари сорвалась с места и вышла из комнаты.

— Идем, — Шеймас поманил ее к лестнице. — Так и быть, можешь занять мой гамак. — Вернувшись в мастерскую, он подал Мари бесформенный балахон из мешковины. — Лучше, чем твой мокрый сарафанчик. Переодевайся и ложись. Не забудь задуть свечи. Нехрен им просто так таять.

Больше ничего не сказав, он оставил Мари в одиночестве. Она быстро переоделась, погасила свечи — все, кроме одной, — и залезла в уютный гамак. Согревшись и отойдя от пережитых ужасов и неприятностей, она все-таки пересилила себя и уснула.

Глава 16. «У Тамани»

Утром Мари застала Шеймаса во дворе, где отыскала его только благодаря металлическому буханью. Кувалда в его напрягшихся руках ритмично стучала по непонятной Мари железяке, постепенно выравнивая ее. Мари не стала медлить, но и задавать вопросы о том, чем занимается ее несостоявшийся деверь, не спешила. Она сама не понимала, почему — или ей был неинтересен род его деятельности, или наоборот.

Спустившись по каменным ступеням с крыльца-террасы, Мари приблизилась к Шеймасу на предельно безопасное расстояние, хмуро оглядела разнообразие старой техники и заговорила:

— Доброе утро.

Шеймас последний раз ударил кувалдой, отставил ее в сторону и повернулся к Мари. По его до пояса обнаженному телу стекали капли пота, лицо тоже блестело, а топорщившиеся волосы переливались под светом утреннего солнца. Мари заметила его внешнее сходство с Луисцаром — небольшое, но что-то все же было: то ли в движениях, то ли в глубоко посаженных глазах, то ли в изгибе губ.

— Я надеялся, что ты уже ушла, — проворчал он и, подняв с покосившейся скамейки майку, быстро натянул ее.

— Ты так любезен, — выдавила Мари. — Сейчас уйду. Только позволь хотя бы умыться.

Шеймас кивнул на колодец в стороне, около которого стояло два наполненных ведра.

— Твое платье высохло. Но не советую его надевать. Слишком броское. И безделушки с себя сними. Лучше продай.

— Что?

— Блестяшки свои, говорю, на кредиты обменяй, — повторил Шеймас. — Деньги здесь нужнее побрякушек.

— Если мои украшения не важны, то кто их перекупит? — удивилась Мари.

— Ты же к Вейцу собралась? На этой дороге аэробус идет только в одну сторону. Чтобы вернуться в город, тебе надо идти в поселок. Он только кажется далеко. Здесь миль пять.

«Ничего себе, рядышком! — подумала Мари. — В туфельках по полю восемь километров. Добегу и не замечу, особенно вприпрыжку!»