В течение той зимы Мария-Антуанетта находила утешение лишь в общении с Ферзеном. Вернувшись во Францию еще в апреле 1787 года, он разрывался между Версалем и своим полком. Практически всю зиму он провел рядом с королевой. Их связь укреплялась. Если верить графу де Сен-Присту, Мария-Антуанетта «нашла способ примирить короля с Ферзеном; она повторяла супругу все, что слышала в обществе по поводу этой интриги. Разумеется, она утверждала, что все это не более чем слухи и, как обычно, гнусные домыслы интриганов. Этот иностранец — единственный, кому она может доверять. […] Ожидая ее, Ферзей отправлялся верхом в парк, неподалеку от Трианона. Свидания, которые случались три или четыре раза в неделю, вызвали в обществе большой скандал, несмотря на скромность и сдержанность фаворита». Некоторые предполагали, что для него были устроены апартаменты, которые находились над апартаментами МарииАнтуанетты. Дневник Ферзена подтверждает это, он пишет
Подобные вольности не удивительны. Королева уже не раз удивляла своих придворных. Безенваль рассказывает, что в начале своего правления королева устроила для него тайное свидание, на котором обговаривались детали дуэли между графом д'Артуа и герцогом де Бурбоном. Мадам де Кампан провела барона по длинному коридору, затем по лестнице, которая привела их в небольшую комнату, о существовании которой он узнал лишь когда стал членом ее тайного общества. «Я был удивлен не тем, что у королевы возникали всевозможные желания, а тем, как она добивалась их осуществления», — говорил он. После отъезда двора в октябре 1789 года паж д'Эзек обнаружил огромное количество небольших апартаментов, о которых он даже не подозревал. «Большинство из них были темными, — говорил он, — или выходили в маленькие пустынные дворики. Они были очень просто отделаны, почти все в зеркалах». Личная жизнь королевы казалась гораздо более интересной, чем можно было представить. Тем не менее Ферзен оставался очень скрытным в своих письмах к королю Швеции, которые он писал очень часто.
С завидным спокойствием он описывал то, что ему приходилось видеть при дворе: «Мадам де Полиньяк по-прежнему сохраняла свое влияние при дворе. Она осталась такой же, как и была, однако после отъезда Калона многие приближенные королевы лишились привилегий и былого влияния. Король по-прежнему слабый и подозрительный, он доверяет лишь королеве, более того, кажется, что именно она принимает все решения и все министры докладывают ей обо всех государственных решениях. В обществе все чаще и чаще говорят, что король начал пить, а королева пользуется этим для того чтобы подписывать все документы. Однако все это ложь». Ферзен постоянно присутствовал на интимных обедах и приемах в Версале. Он сопровождал королеву на все балы в Оперу. Правда, теперь она развлекалась гораздо меньше, чем раньше. Над столицей витали опасные слухи. Маскарады и карнавалы были словно проникнуты этим странным мрачным настроением. Королева вздрагивала лишь от одного слова о мемуарах, опубликованных мадам де ла Мотт. Их появления ожидали со дня на день, и, несмотря на все принятые меры предосторожности, никогда еще королева не боялась так сплетен и грязных стишков.
Людовик XVI был подавлен. Де Бриен уже не способен управлять ситуацией, и это еще больше угнетало короля и королеву. «Королю говорили: „В каждом уголке вашего королевства полыхает огонь“. Так оно и было на самом деле. Де Бриену понадобилось много времени и усилий, чтобы убедить короля в том, что это лишь происки врагов монархии и только страх короля может помочь им», — отмечал тогда Бомбель. Измученный и истерзанный первый министр 5 июля объявляет о созыве штатов, не уточняя даты созыва. «Внутреннее положение становится все более и более критическим, — писал Мерси императору. — Королева беспокоится о судьбе королевства гораздо больше, чем предполагает народ, который по-прежнему считает ее виновной во всех бедах. Она становится от этого еще более неуверенной в себе, и, мне кажется, я с большим трудом могу как-то повлиять на нее».